Ирония судьбы… Йеннифэр раньше думала, что это лишь цитата какого-то не очень умного философа сомнительной красоты и такого же сомнительного смысла. Конечно, чародейка из Венгерберга не раз сталкивалась с обстоятельствами, кои заставляли задумываться о том, что если и есть в этой жизни проведение, бог или судьба, которая неустанно следит за каждым живым существом и предрешает события его биографии, то у этой невидимой и неосязаемой силы есть свое извращенное чувство юмора. Но что бы настолько?
На второй день плена, когда их с Риенсом приволокли в одну из камер Дейры, Йеннифэр наконец-то смирилась с мыслью, что дежавю для неё жизнь подготовила на завтрак, обед и возможно редкий ужин. Истредд говаривал, что история любит повторяться, что развитие народов и государств идет по спирали, видоизменяясь внешне, но не по сути своей, что всё рано или поздно повторится. Для женщин самым первым и простым примером были веяния моды, что находила вдохновение в эпохах, отметившихся яркой вехой на временной линии столетия или, напротив, пару десятков лет назад. Йеннифэр не любила исторические параллели, моде следовала, но не запоминала, было ли что-то в ходу и вызывало ли столько же восторгов когда-то ещё — поддерживать престиж профессии и собственное достоинство можно было и без глубоких познаний по части модных драпировок и узоров лет пятьдесят назад.
Но это… Это уже походило на форменное издевательство. И дело не в том, что количество дней, проведенных в заточении, начиная с заклятия артефактной компрессии сучки Францески и заканчивая цепными псами нильфгаардского императора, могли гарантировать Йеннифэр место в узких кругах особой направленности и право на татуировки очаровательного синюшного оттенка. Ирония состояла в том, что не прошло и месяца с того момента, как чародейка из Венгерберга и бывший прихвостень Вильгефорца оказались в лапах охотников на колдуний. И как говорится, никогда такого не было и вот опять. Если это не извращенное наказание за грехи в прошлой жизни (ещё одна причина для насмешки, что Йенна может использовать подобное выражение не для красного словца, а в буквальном смысле) — той, что была до Ривии — то у волшебницы попросту нет вариантов, за что ей это всё. Потому что это переставало напоминать последствия извращенного чувства юмора госпожи Судьбы.
Мало того, что она сидела спиной к спине с Риенсом (опять!), так их ещё и в камеру одну кинули. Охотники на колдуний совсем оборзели! А как же соблюдения элементарного права на то, что женщины и мужчины отбывают наказание в разных местах? У них, по всей видимости, уже давно атрофировалась совесть, а гуманизма не было и в помине или его вырезали сразу же, как очередной солдат поступил на службу к Менге, иначе как объяснить то, что их с Риенсом вновь посадили в одну клетку.
Йеннифэр, конечно же, жалела себя, ибо делить пространство с таким жалким существом, как прихлебатель Вильгефорца, который в состоянии справиться только с брехливым подвыпившим бардом, та ещё мука. О том, что жалеть, в общем-то, по всем параметрам следовало бы Риенса, чародейке, естественно, не подумалось. И не могло подуматься. 

Когда их вели (хотя лучше будет сказать «тащили») в камеру, Йенна увидела мельком Риту, которую сложно было узнать. Чародейка не успела ничего сказать, ляпнуть или хотя бы кивнуть, чтобы успокоить подругу — во взгляде Маргариты Йеннифэр уловила испуг и удивление, быстро сменившиеся разочарованием и обреченностью. Не могла женщина сказать бывшему ректору Аретузы, что вообще-то оказалась здесь из-за неё, потому что разрабатывала план освобождения. Да, первый этап оказался реализован не совсем так, как Йен себе представляла, но, строго говоря, итог — проникнуть в Дейру — был достигнут. Осталось только реализовать вторую часть плана, то есть сбежать. А с этим, как подсказывал внутренний голос, будет чуточку сложнее.

Йеннифэр уселась у стены и на мгновение прикрыла фиалковые глаза, задумавшись о том, что же случилось с Йорветом. Судя по всему, он сумел улизнуть, пользуясь всеобщим вниманием, прикованным к чародейке и недоучке. Винить его не за что, пожалуй, она поступила бы так же. Только вот… Что он будет делать теперь?
Женщина открыла глаза и посмотрела на Риенса. Зло и недовольно, поджав губы, на которых уже не было и намека на помаду.
А после едва слышно фыркнула. Пособник чародейки, ага, как же. Она не взяла бы его в помощники даже будь у него все пальцы, а у неё — нет. Пресвятой пророк Лебеда, за что его держал Вильгефорц? Лидия, несмотря на увечья и собачью преданность, была талантливой волшебницей.
— Сядь рядом, — тон властный, будто они не в одинаковом положении с двимеритовыми оковами на запястьях. Пожалуй, Риенс мог бы почувствовать превосходство, ведь физически как мужчина он гораздо сильнее. Впрочем, Лео Бонарт тоже так думал. А что с ним случилось, Йеннифэр с садистским удовольствием невзначай упомянула на «званом ужине» у Филипа Стенгера. — Надо поговорить. Быстрее!
Последнее шипит, заставляя быть расторопнее. Горло немного саднит, да и откровенно говоря, слова даются с некоторым трудом. Йеннифэр надеялась, что до Риенса быстро дойдет, что его зовут не на светскую беседу, обсудить прелести затхлого запаха темницы, смешанного с ароматом грязи, нечистот и немытых тел. Йенна хотела обсудить Йорвета, понять, захочет ли эльф передать весточку Геральту, а может, чем дьявол не шутит, объединить усилия.

— Насколько хорошо ты знаешь этого эльфа? Думаешь, он захочет спасать тебя и тех товарищей, о которых говорил? — произносит тихо, когда бывший шпион наконец-то садится рядом.

«О чем?» — спрашивает Риенс.
«О погоде, мать твою», — совсем не преисполненная ангельским терпением думает про себя Йеннифэр.
Ну что он за человек? Сколько в нем бесполезного любопытства, которое он так и не научился укрощать, вовремя прикусывая свой длинный поганый язык. Нет, Йен любопытство редко когда порицала, напротив, сама она была натурой более, чем просто любопытной, но в данный конкретный момент (справедливости ради — всегда) бывший шпион крайне раздражал этими вот риторическими вопросами, которые, во-первых, не имели смысла, потому что очевидно, что всё разрешится прямо сейчас, а во-вторых, всё ещё не имели смысла, потому что хочет недочародей того или нет, он всё равно станет собеседником волшебницы из Венгерберга, даже если попробует заткнуть уши металлическими пальцами и сделать вид, что сидит один-одинешенек в камере. От некоторых проблем, быть может, и можно избавиться путем полного их игнорирования, но вот не замечать Йеннифэр довольно сложно, особенно с учетом того, насколько женщина любила доносить свои мысли до окружающих. Особенно когда считала это жизненно необходимым.
На свое счастье, Риенс отличался только любовью задавать глупые вопросы и при всей своей бесполезной болтовне или негромких возмущениях, на кои обычно всем в его окружении глубоко наплевать, делал то, что от него просят. Даже если ему самому не особо-то хочется выполнять чужие пожелания, просьбы и приказы. Складывалось впечатление, что он всё ещё по инерции, спустя столько лет, готов слушаться любого сильного чародея. Не поклоняться, как Вильгефорцу, но хотя бы слушаться. Тем проще. Для них обоих.

«Не бросит, значит», — думает Йеннифэр, потирая подбородок костяшками пальцев и глядя сквозь решетку в коридор.
Это звучало почти оптимистично. Чародейка не была знакома с эльфом, но меж тем ей показалось, что он — личность деловая и прагматичная. Он знает, когда следует рисковать, а когда затаиться. И сама Йен не особо рассчитывала на то, что Йорвет будет пытаться брать Дейру собственными силами. А чтобы найти исполнителей на это дело, надо умудриться разбогатеть, завести в друзьях дракона, удариться головой и не попасться никому в процессе переговоров — причем, желательно исполнить всё это примерно в одно время. Сама Йеннифэр провалилась по одному пункту с треском ещё на стадии планирования, и это было обиднее всего.
Есть ли всё это у Йорвета? Едва ли.

Чародей поворачивает голову к Риенсу, вцепившемуся в двимеритовый ошейник. Несмотря на обстоятельства, она всё равно испытывает злорадство. Самую малость.
Ей пришлось провести в таком украшении с полгода по милости Вильгефорца. А когда тому становилось скучно и он «приглашал» гостью на ужин, то вместо ошейника появлялись двимеритовые браслеты. Эстет хренов.
— Главное, чтобы он успел узнать, — произносит Йен по-прежнему тихо и неторопливо, словно бы задумчиво. — Насколько я знаю, эти двое знакомы, но едва ли остались довольны этим знакомством. Так что я бы не рассчитывала на то, что твой друг к нему обратиться за помощью, если вообще узнает о том, что Геральт здесь.
Хотя у Белого волка весьма большие проблемы с тем, чтобы оставаться где-либо инкогнито, поэтому шанс был. Но насколько оправдан?
— Геральт знает, где и зачем я была. И зная ситуацию в Новиграде, хватился меня. В лучшем случае, он уже к вечеру узнал, что меня схватили, а заодно припер к стенке этого старикана, который сбежал отсюда. Остается надеяться, что Трисс не откажет ему в помощи, как и обещала, и они сумеют пройти сюда по эльфским лабиринтам и устроить нам побег. Но…
Йеннифэр выразительно смотрит на Риенса. У того явно богатое воображение, для него не нужно продолжать. Он в состоянии представить, что может последовать за этим самым «но».