Мир чертовски тесен, хотя людей (и нелюдей) в нем - полчища, и кажется, что лица меняются постоянно, мелькают перед глазами, как калейдоскоп. Когда ты всю жизнь бродишь по трактам, привыкаешь даже не всматриваться в лица своих заказчиков. Мало ли, кто там не поладил с упырями в очередных Малых Болотцах или Птичьем Насесте...
Да только вот человеческая жизнь, даже продленная мутациями, предпочитает бесконечно сталкивать с одними и теми же людьми, пока не будут сделаны нужные выводы. Столкновение может быть ярким, но мимолетным, а может расти медленно, пробиваться, как слабое деревце, пока наконец-то не наберет мощи и не превратится в развесистый дуб - и только тогда замечаешь, как много человек для тебя значит.
Трисс была для Геральта, как это не банально звучит в его контексте, чем-то большим, чем просто хорошо знакомой чародейкой. Она была другом, была - возлюбленной, и, хочется верить, после этого все же осталась другом. Очень хотелось верить, что помощь, о которой ведьмак намеревался просить, была бы оказана не из чистого прагматизма. По большому счету - какая разница?.. Главное - достичь цели. Но было бы нелепо отрицать, что сердце Белого волка такое сухое, как он пытался верить. Ему не было все равно, что Трисс думает. Не было все равно, что Трисс чувствует, хотя он сам не знал, какое из чувств было бы для нее лучше всего. Иногда даже черная ненависть будет правильнее, чем самые расчудесные "добрые" и "светлые" чувства.
В Новиграде для чародеев было очень беспокойное время, но благодаря помощи Эскеля найти рыжую чародейку оказалось не сложно. Конечно, она скрывалась, но тот, кто знает, где искать, всегда находит. Он был уверен, что узнает ее сразу, даже если ей пришлось бы прикрыться чарами. Кое-что нельзя спрятать, если не стараться особо - например, юную и легкую живость движений. За капюшоном не было видно ярких рыжих волос, но ведьмак был уверен, что это именно она. Настолько, что позволил себе ускорить шаг, нагнать девушку и коснуться ее плеча, едва окликнув, и ни разу не опасаясь, что обознался.
- Здравствуй, Трисс, - Геральт заглянул в скрытое капюшоном лицо. С неба накапывал мелкий дождик, так что никто не удивлялся, что кто-то на улице может идти прячась от холодных брызг. Воистину, пасмурная погода теперь была в почете - прятаться за плащами куда проще, когда для них есть повод, чем когда ярко светит солнце.
За то недолгое время, что они провели в Новиграде, опасность для чародеев слишком бросалась в глаза. К ведьмаку не совались только из-за чистого благоразумия, подпитанного страхом, а вот за судьбу известных доброй половине Континента чародеек стоило опасаться. В конце концов, именно для того, чтобы вынимать из застенков чародеек. В том числе одну заклятую подругу, которая для обоих была слишком дорога - во всех отношениях.
Что ж, оставалось только надеяться, что во всем текущем безумии Трисс смогла сохранить доброе сердце. Потому что идти штурмовать неприступные катакомбы предстояло хоть и бравой, но не такой уж сильной командой...

- Я хотел бы сказать, что пришел просто проведать тебя, но мы оба знаем, что это было бы ложью. Я разыскивал тебя, потому что...
Что чувствует человек, когда встречается с бывшей возлюбленной, с которой провел столько времени в плену беспамятства? Можно было бы как угодно называть их отношения до того, как Геральт покинул Дикую Охоту: ошибкой, наваждением, желанием приключений, желанием какого-то человеческого тепла без бесконечных подколок, просто блажью двух людей, волею судеб сплетенных в один чародейско-ведьмачий клубок... Но отрицать то, что в период полного отсутствия воспоминаний Геральт Трисс любил, было бы глупостью и враньем. Любил, конечно. Любил, пока более глобальное чувство, подпитанное может чарами джинна, а может просто прихотью рока, не затмило той любви и не приглушило её.

Пожалуй, Белому волку было перед Трисс неловко, или даже стыдно. Если бы на его месте был приснопамятный Лютик - он сложил бы какую-нибудь тоскливую балладу о разрывающемся сердце одного ведьмака, которое своими кровавыми ошметками портит жизнь двум чародейкам. Лютик вообще всегда был любителем в романтическую поэму ввернуть какую-нибудь идиотскую метафору, которой весь романтизм приземлялся во что-то плотское и, местами, даже мерзкое. Лютик называл это "доносить искусство до самого дна". Геральт называл это вульгарной игрой на любви кметов к низким подробностям.
Но Лютика здесь не было, никаких кровавых ошметков не было, и ощущения смущения, как у влюбленных студиозусов, тоже. Было ужасно неудобно, неуместно - и, они оба знали, было необходимо. Потому что иначе Геральт бы здесь не стоял.

- Йен в Дейре. Мы должны были помочь вытащить оттуда Риту, но теперь ставки повысились... Для меня - закончил он фразу про себя, не решаясь произносить этого вслух. В их треугольнике, таком благодатном для баллад и только благодаря присутствию у Лютика хотя бы какого-то межушного ганглия не описанном в этих самых балладах, было тесновато, но место для помощи каждому из троих всегда находилось. Как бы они не делили друг друга - друзья, подруги, любовники - в беде любой бы рискнул. Хотя бы ради того, кто в этом треугольнике оказался напротив. Так что то, что ставки повысились для ведьмака, скорее всего означало, что они повысились и для рыжеволосой магички... Но скорее всего - это не абсолютная уверенность.

- Уйдем с улицы? Погода и компания не располагают к беседам о предстоящих нам прогулках, - ведьмак бросил короткий взгляд через плечо Трисс. Кажется, тот капюшон он уже видел проходящим мимо. А если ведьмаку кажется, то ему не кажется... И, видимо, любителями поговорить под дождем потихоньку начали интересоваться те, чьей службе дождь не помеха.