Всё изменил один день. Один единственный чёртов день. Даже не день – час. Одно решение.
Решение выйти на внешне прочный ноябрьский лёд вслед за цинтрийской княжной, даже не магичкой, просто беглой девкой лет пятнадцати отроду. О, этот охотничий азарт, трепещущая близость добычи, перебивающая усталость и лёгкую тревогу.
Тогда на лёд вышел перспективный молодой чародей, помощник самого могущественного мага всего Континента, пешками которому служили короли Севера и сам Император Нильфгаарда, а впереди была полная перспектив жизнь, власть, возможно даже титул барона.

И в одночасье он потерял всё. Здоровье, перспективы, власть, покровителя, все ресурсы и все надежды, все что имел и всё на что рассчитывал.
Полтора года назад.

С тех пор изменилось не так уж много. Полгода мучительного восстановления, подвернувшаяся возможность получить артефакт, хоть как-то позволивший вернуться к полноценной жизни. На этом всё хорошее благополучно закончилось.
Свою первую зиму без покровителя Риенс помнил весьма смутно. По большей части только лихорадочное беспамятство и беспощадную боль от полученных травм и серьёзного переохлаждения. Со второй уже было сложнее. Удалось найти довольно никчёмную работёнку в одном из постоялых дворов, но с первым теплом хозяин таверны решил, что не нуждается в таком количестве рук, и с тех пор всё как-то не задалось.
Ночи едва только начали теплеть, из земли пробивалась первая нежная травка, вовсю цвели одуванчики и ромашки, да толку с этой ранней зелени. С работой тоже никак не клеилось.

- Держи, обездоленный.
В вечернем сумраке на колени упала мелкая тусклая монетка. Риенс поднял прищуренные тёмные глаза и буквально впился в спину уже уходившему прочь человеку, борясь с желанием схватиться за спрятанный в голенище изрядно поношенного сапога нож. Но вместо этого он опустил взгляд, подцепил заостренными кончиками перчаток монетку и вздохнул.
Унижение.
Вот что это было. То, с чем бывший шпион никак не мог смириться, свыкнуться и хоть как-то принять. Но и сделать ничего не мог, что порождало тупое чувство обреченности. Понимание того, что на эту жалкую монетку можно купить ломоть-другой хлеба только добивало остатки собственного достоинства. Вздохнув, Риенс спрятал монету во внутренний карман куртки и почесал трёхдневную щетину. А затем медленно поднялся ноги, вставая с тёплых деревянных ступеней, где отдыхал последние полчаса, решив не дожидаться пинка от недовольного хозяина дома. Поднялся и тут же со стоном согнулся, хватаясь за левый бок.

Последнее «дело» изрядно не задалось. Стоило и дальше подрезать кошельки на вызимских улицах, пользуясь чужой невнимательностью и беспечностью. Но нет же, тот незакрытый сарай в небольшой подворье на окраине выглядел такой доступной добычей. Пока не явился слишком бдительный хозяин с тяпкой наперевес. К счастью, тучный мужчина бойцом оказался совершенно никаким. Как и уставший, изголодавшийся опальный шпион, забравшийся к нему в сарай. Удар тяпкой пришёлся по боку вскользь, даже не разорвав одежду. В ответ законный хозяин получил наотмашь по скуле, закричал, выронил тяпку и потерял вора из виду. Этого времени хватило, чтобы скрыться. Чтобы только потом, уже успокоившись понять, что тяпка оставила здоровенную гематому и кровоточащую ссадину, которую пришлось наскоро перематывать обрывками чьей-то вывешенной на просушку наволочки. Спасибо, что рёбра целы остались. Вроде бы.

Всячески ругаясь через сжатые зубы, Риенс медленно шёл по тёмному переулку, пока его внимание не привлекло хлопанье створки широко открытого окна. Бывший шпион поднял взгляд. Весенний ветер так соблазнительно игрался с ухоженными занавесками широко открытого окна второго этажа. Чародей поморщился, отвел взгляд, но сделать шаг не смог.
«К чертям собачьим».
Воровство никогда не вызывало у Риенса моральных терзаний, наоборот, он получал какое-то особое удовольствие получая то, что с его точки зрения заслуживал, в обход всех этих глупых законов и правил.
Забраться наверх оказалось не так чтобы сложно - грубый деревянный брус, низкие потолки, и манящий подоконник второго этажа казался буквально в прямой досягаемости. Надо лишь пару раз удачно зацепиться и чуть-чуть подтянуться. Но даже при этом удачном стечении обстоятельств, в чужую комнату Риенс ввалился, обливаясь потом и мелко дрожа от напряжения. Не удержался на ногах, соскользнув с подоконника прямо на пол, изрядно наследив грязными сапогами на чистом полу.

- Уютненько. – Буркнул бывший шпион, в очередной хватаясь за пострадавший бок. О том, как он планирует спускаться, Риенс как-то ещё не думал. Сейчас его больше интересно содержимое деревянного сундука у стены. Опальный чародей в присядку дополз до потенциального источника добычи.
«Какая-то девка живёт», - с долей досады подумал опальный чародей, не слишком аккуратно перебирая светлые тряпки. Пряно пахло незнакомыми травами. А ведь он надеялся, что здесь может обитать, например, хозяин расположенной этажом ниже лавки. И прятать в своей комнате заначку куда больше одной драной монетки из рук ублюдка, изображающего из себя благодетеля для сирых и убогих. От этой мысли к горлу подкатила бессильная злоба. Риенс сердито выкинул из сундука прицепившуюся к перчатке полоску украшенной мелкой вышивкой ткани. Что ж, может и у этой милсдарыни есть заначка. Или хотя бы что-нибудь, не зря же он залез в чёртово окно.

Увлёкшись исследованием чужого имущества, бывший шпион не услышал доносившиеся из-за двери звуки. Кажется, легкие дамские шажки.

Риенс злился. Бессильной, полной усталости давно не знавшего нормального отдыха человека злобой. Злился так же, как когда-то злился на своём пути к Тарн Мира, замерзая в ноябрьском лесу без поддержки и помощи никогда доселе не бросавшего его на произвол судьбы мэтра. Есть такая странная злость, когда даже не хочется ничего говорить, когда и злиться то совсем не хочется, просто что-то скребет на душе, не давая покоя, отбирая последние крохи уверенности.
Собственная беспомощность, во что скрывалось за этой злостью. Она приводила в бешенство, но бешенство это лишь отнимало силы, со временем превращаясь в отчаяние.

Такая же беспомощность одолевала его во время погони по Стоозёрью, в компании этой сомнительной шайки - решившегося ввязаться в заговор против самого Белого Пламени Филина, его шайки разномастных агентов и наёмников, неуправляемого садиста Бонарта, который без сомнения преследовал только и исключительно свои цели. Сброд, готовый в любой момент сорваться с цепи и разорвать друг друга в клочья.
Так и случилось. Бонарт предал их, буквально кинув на растерзание ведьмачке, не соизволив даже предупредить о ловушке. Люди Филина оказались сворой беспомощных щенков. И Бореас Мун, который не соизволил даже протянуть руки обреченному товарищу.

И вот теперь та же бессильная злость, в которой пряталось щемящее отчаяние и осознание нелепости происходящего. Он - чародей, шпион, убийца – рылся в чьём-то сундуке, надеясь найти немного припасённых хозяйкой монет, каких-то скромных ценностей, которые можно будет потом загнать скупщику, да и просто хотя бы чего-то, что могло бы помочь ему выжить.
Да, черти вас дери, речь шла уже о банальном выживании.
Чуть заостренные пальцы металлической перчатки скребнули по деревянному дну. Риенс сжал руку в кулак и бессильно стукнул по ни в чём не повинному сундуку. Ничего интереснее обычных бабских шмоток он не нашёл. Неплохие это были вещи, на самом деле. Аккуратные, скромно, но приятно для глаза украшенные. Вот только бабское белье радовало Риенса только на дорогих шлюхах в элитных борделях. Красть здесь было нечего.
Но раз он забрался сюда, надо продолжать поиски. Глянуть под кроватью, да и остальную мебель проверить.
«Может она хоть жратву где хранит?» - скользнуло в голове опального чародея.
Риенс поднял голову.

В этот момент дверь в комнату распахнулась и в комнату вошла девушка. Это точно была девушка, хотя вечерний сумрак скрывал все детали, оставляя Риенсу лишь четко очерченную тенями фигуру.
Бывший шпион на миг замешкался.
В голове крутились самые разнообразные проклятья. Что делать? Он точно не знал. Использовать магию он был не готов. Риенс почти не колдовал с того момента, как его молния разбила лёд Тарн Мира. Ничего серьёзнее крошечного шарика света он из себя выдавить просто не мог. Чего ему не хватало? Силы? Или всё же смелости?

Девушка замерла. Дверь в комнату медленно закрылась. Риенс подскочил на ноги, на ходу право рукой выхватывая из-за голенища сапога нож с изрядно поцарапанным лезвием.
- Тихо, девка! – Прошипел он как можно тише и чётче.
Бывший шпион попытался выпрямиться, грозно выставив нож перед собой.
- Ни звука или я… а!
Раненый бок прострелило режущей болью, словно кто-то впился в рёбра острым когтями. Риенс сгорбился и схватился левой рукой за рану, но на ногах удержался и даже ножа не выронил, хоть и ощущал, как дрожит изувеченная ладонь в зачарованной перчатке. Сквозь стиснутые зубы вырвался сдавленный стон.
- Даже и не думай… - Глубокий, тяжелый вдох, словно воздух отчаянно сопротивлялся человеческой воле. – ...звать…
И как он дошёл до этого? До необходимости драться за еду, словно паршивый бродячий кот?
По виску скатилась капля холодного пота.

Ну хоть владелица этой комнаты оказалась сговорчивой, не то что тот паскудский выродок с мотыгой. Девчонка не шумела, на весомые аргументы в виде хищного оскала и ножа в дрожащей руке повелась сразу и безоговорочно. «Берите что найдёте, мешать не стану».
На какие-то мгновения Риенс даже почувствовал себя хозяином положения, но приятное, тёплое и до боли знакомое ощущение в груди длилось недолго. В рёбрах снова резко укололо, подавший в воры шпион охнул и покрепче обхватил себя свободной рукой. Прохлада металлической перчатки приятно давила по рану. Только бы снова кровь не пошла. Порез был неглубоким, но ссадина то и дело странно ныла и пульсировала, наверное, из-за ушиба. Как же ему всё это ещё выйдет боком.

В несколько коротких, поверхностных вдохов Риенс справился с болью и снова внимательно посмотрел на девушку. Та, конечно, не могла заметить его слабость, но как-то пытаться переиграть его вроде не собиралась. Несчастную пробила нервная икота, наверное, это было даже забавно, но в тот момент у Риенса мысли просто не ложились в подобное русло.
- Даже и не думай строить из себя героя. – Прошипел бывший шпион, чтобы в очередной раз утвердить свою значимость, хотя всё в его внешности противоречило интонациям. Спасибо тени, что скрывала бледное лицо, растрёпанные волосы и впалые небритые щеки. Всё, в целом, шло вполне даже неплохо.

Пока девушка не протянула вору раскрытую ладошку. В лунном свете, пробивавшимся через открытое окно, было отчётливо видно её содержимое.
Три монетки. Три орена.
Всего три. И держала девушка их так, словно большее количество у неё водилось крайне редко.
Риенс вытаращился на монеты. Наверное, настоящий вор должен был бы разозлиться, но чувство, которое накатило на Риенса меньше всего походило на злобу.

Опальному чародею стало настолько тошно, что закружилась голова, он сделал шаг назад и упёрся спиной в старый, скрипучий шкаф. И нет, дело было не в каком-то сочувствии к девушке, ведущей настолько скромную жизнь, не в чувстве вины или ещё каком-то совсем незнакомом Риенсу спектре эмоций, в этих дебрях сострадания, в которые никогда не ступала его нога.
Нет, ему стало тошно от отчаяния и ненависти ко всему миру разом.
Три, курва их мать, орена.
Раньше он ради них бы даже не наклонился, если бы эти монетки лежали прямо под носком его ботинка. Он сорил такими деньгами налево и направо, его мэтр не обращал внимания на такие мелочи. А теперь он ради трёх оренов пошёл на низкопробное ограбление и стоял с ножом в чужой комнате. Его ничуть не смущало отнимать последнее, он отнимал и больше. Но отнять жизнь это одно, а три орена…
Да, это было очередное унижение. Жизнь издевалась над ним, каждый раз топя в этом вязком болоте всё глубже и глубже. Кажется, он даже слышал её смех. Как хорошо, что Вильгефорц не видит его таким. Он же не видит, правда?

Риенс внезапно ощутил себя совершенно несчастным. Словно почувствовав, что хозяин дал слабину, закололо в раненом боку, мужчина не выдержал и тихо застонал.
Как это могло произойти? Раньше если он и воровал у кого-то, то речь о настоящих богатствах, о роскоши, которой можно было прихвастнуть, об именах, которые другие пугались даже поминать.
А теперь он грабил девчонку, у которой всё состояние это три орена и сундук с тряпками.
Опальный вор едва не сполз по шкафу на пол, борясь с желанием свернуться в клубок и не видеть тошнотворное болото, в которое скатилась его жизнь. Только остатки гордости удержали его на ногах.

- Клади на кровать чего есть ценного. Ещё… еду. Если есть какие настойки от боли, чистые тряпки – тоже туда.
Наверное, его голос звучал даже жалко. Риенс не смотрел на свою жертву. Не мог. Его взгляд упирался то в сундук, то в нож, который он всё так же сжимал в правой руке, потертый, исцарапанный нож - его единственный символ власти и превосходства, его единственный аргумент.

Ему было стыдно. Безумно стыдно за свою слабость. За то как низко он пал. Он даже вором себя не чувствовал. Так, мелким мародёром, который обшаривает брошенные дома после того, как победители забрали всё ценное, и озирается по сторонам, надеясь, что его происки не заметят.                 
Он мечтал стать могущественным чародеем, бароном, владеть своими землями, внушать страх своим врагам.
И вот где он теперь.

Они нашли друг друга.

Нет, правда, почему жизнь, судьба, удача, предназначение – десятки слов, означавших приблизительно одно и тоже - так почему эта самая сила так насмехалась над ним? Изощренно, с издёвкой, давала понять, что не желает ему смерти, но и чтобы он жил – тоже не хочет.
Он не замерз насмерть благодаря чистой удаче и первому бескорыстному доброму поступку за всю его жизнь. Он смог пережить раны и болезнь, чтобы оказаться обреченным калекой, но и тут жизнь подкинула ему случайную встречу, которая всё изменила. Чтобы он теперь снова так глупо сражался за свою жизнь и переживал подобное унижение.

Они нашли друг друга. Два человека, у которых почти ничего не было. В его «почти» входили пусть истрепанный, но неплохой нож, качественные ботинки, брошенная каким-то ублюдочным добряком монетка и ещё пару мелочей. Теперь же Риенс смотрел на три орена и кучку побрякушек. Опальный вор чуть присмотрелся – опытному глазу хватало лунного света, чтобы понять – речь о золоте, серебре или каменьях даже не шло. Если эти игрушки и имели какую-то ценность, то скорее как память, чем как объект для успешной продажи. Когда-то же сверху этого «богатства» лёг бутерброд, Риенсу просто захотелось взвыть.
Да, понятно, это храмовый квартал, та ещё грёбанная дыра, в которую если и соваться, то только по делу и не задерживаться. Но здесь, на второй этаже лавки, мог жить кто-то, у кого в кошельке могли водиться сумма посолиднее, ну или хотя бы были припрятаны зелья и запас еды на всякий случай.
На это он надеялся, да?
Как можно было пасть так низко за такой короткий срок?

Риенс проклинал всех. Скеллена и его немощный отряд безмозглых трусов. Бонарта, бросившего их на верную смерть. И беглую княжну, само собой, но о ней думать было просто страшно. Страшно, что всплывающий перед глазами образ пепельноволосой ведьмачки воплотится в реальность. Этот кошмар нередко приходил к нему во снах. Страх того, что она захочет закончить начатое. Чтобы ни один из врагов не остался в живых. И очень тихо, очень несмело Риенс проклинал и самого Вильгефорца. Кто знает, вдруг несмотря на то, что все связи разорваны и даже ментальные блоки сняты, великий мэтр как-то узнает о мыслях своего бывшего фактотума. Если узнает – Риенсу будет что сказать. Обо всём, что он пережил за этот год. Наверное, это были бы его предсмертные слова.

И теперь бывший шпион смотрел на чужое имущество и его укрытое тенью лицо искажала гримаса отвращения. К жизни. Он не станет брать ни эти орены, ни сомнительной ценности побрякушки – остатки гордости яростно взбунтовались против самой мысли о столь убогой добыче. Это стало бы жестом его смирения, а смиряться очень сильно не хотелось.

- Как могло это случиться? – Внезапно для самого себя вслух произнёс опальный вор. В его голосе звенела столь глубокая обида, словно он решил посоревноваться в этом гнусном чувстве с несчастной девушкой, которой просто не повезло оставить этим вечером открытое окно.
- Как так получается, что у тебя есть всё, а через одно мгновение - ничего?
Риенс выглядел настолько кисло, словно отчаянно пытался съесть незрелое яблоко, убеждая себя, что это сочная груша.
Он всё ещё пытался убедить себя, что чего-то стоит. Нет, он верил в это. И его добычей точно должны быть не три орена.
Но как бы он не старался, что бы не считал справедливым – реальность не менялась. Он всё так же стоял в бедно обставленной комнатушке, а перед ним на кровати лежали всё те же «богатства», единственное, чем он мог тут разжиться.

Риенс бросил последний взгляд на кровать, а затем демонстративно отвернулся, подняв полный обиды взгляд блестящих глаз на девушку.
- Ты хотя бы немного в ранах смыслишь? - Это был уже не шепот, но всё равно голос мужчины звучал глухо и хрипло.
Не уходить же совсем ни с чем. Да и как именно он собирается выбираться обратно через окно, бывший шпион предпочитал сейчас не думать.
- Давай сюда свой таз. И полотенце. Подсоби промыть рану.
Рана это, конечно, сказано громко, но побери тьма, болело же! Вот бы хоть каких эликсиров или трав против боли где добыть, но в травах Риенс разбирался очень плохо. Он расстегнул потрепанную куртку и рубаху, взялся за убогую повязку из подручных материалов.
- И я уйду. – Попробовал заинтересовать в выполнении его требования бывший шпион.

Отчаяние может быть очень разным. Чаще оно напоминало пробившую грудь стрелу. Нет, в Риенса никогда не попадала стрела, но он почему-то очень ярко представлял, что при этом должен ощутить человек. Несколько кратких мгновений перед тем как всё решится, перед тем как станет ясно как всё закончится. И где-то там, между этими мгновениями, ещё остаётся место для надежды. Такое отчаяние он испытывал, когда за ним гнался взбешенный ведьмак, когда он попал в руки Стефана Скеллена, когда раздирал в кровь пальцы об острые осколки льда…

Но теперь, уже полтора года как к нему возвращалось давно забытое чувство совсем другого отчаяния. Холодной, колючей змеей оно оплетало свою беспомощную жертву, сдавливало, душило, медленно, но беспощадно, не давало ни шанса на спасение. Что делать с этим чувством он совсем, совсем не знал. Звать на помощь некого, искать убежища негде.
Бывший шпион совершенно отвык управлять своей жизнью самостоятельно, без чётких, идеально выверенных приказов мэтра, приказов, которые нельзя ни подвергать сомнению, ни оспаривать. «Теперь ты сам по себе».
Эти слова не казались дорогой в новое будущее. Они просто звучали очень страшно.

К счастью, девушка, которую он так неудачно решил ограбить, оказалась человеком куда более решительным и уверенным в себе. Она не паниковала, не звала на помощь и не пыталась огреть вора какой-нибудь первой попавшейся под руку утварью. Тем же тазом, например. Не делала ничего, что могло бы спровоцировать незваного гостя на агрессию. Наоборот, её спокойствие ещё больше подкармливало неуверенность в себе и сбивало последние крохи боевого задора, которые ещё умудрялись найти себе место в тёмной душе.
И теперь некогда ученик самого могущественного чародея и шпион нильфгаардской Империи с каким-то потерянным видом сидел на чужой кровати и без малейшего сопротивления позволил незнакомке заняться его раной. Только то и дело пытался извернуться и глянуть, что там происходит с его многострадальным боком.

- Ушиб? – В очередной раз крутя, головой переспросил Риенс. – Так чего ж так болит?! Дьявольщина! – Бывший шпион стиснул зубы. Но он не сопротивлялся. Позволял прикасаться к побитому боку, покорно убирал руку, чтобы та не мешала заниматься своими травмами. Наверное, в этом было уже что-то он привычки. Он провёл больше месяца в беспомощном состоянии, послушницы той лечебницы не слишком-то прислушивались к вялым вздохам пациента, который не сразу понял, что ему хотят добра.
Да, с этим он не сразу справился. С безвозмездным добром. С тем, что один человек может помогать другому просто потому, что считает такое решение правильным. Что за это добро не надо дорого платить. Но принять это было чертовски сложно. Сложно перестать ждать в каждом жесте помощи подвоха и расплаты. Расплаты, что так и не наступила. А мир для одного брошенного человека уже никогда не станет прежним.

От незнакомки приятно пахло весенним утром, в уверенных движениях не было жестокости и безразличия. В ладони лёг тот самый бутерброд, и Риенс ощутил, как от голода скручивает непривычный к такой жизни живот. К чертям собачьим эту гордость. Он сейчас был готов не только прикончить единственную нашедшуюся в доме еду парой жадных укусов, но и напиться прямо из тазика.
- Значит хоть в чём-то мне повезло… - Он хотел, чтобы его голос звучал спокойно и даже безразлично, но вряд ли смог скрыть трепет подступившего испуга. Он ведь и правда мог нарваться на куда более агрессивных законных хозяев, которые бы в ответ на покушение на свою собственность могли бы быстро поставить вора на место, а то и вовсе убить.
- Риенс. – После пары секунд сомнений ответил опальный вор. Он никогда не стеснялся своего имени. И вполне смог вернуть его себе. Снова так же обыденно произносить его вслух.

Бывший шпион чуть повернул голову, чтобы взглянуть на девушку. То ли наложенная ей повязка подействовала, то ли просто от души отлегло, но боль немного отступила.
- Нэса.
Даже от имени тянуло теплом. Или он просто радовался, что всё вышло именно так. Что это комната смыслящей в ранах девушки, а не служителей Вечного Огня.
- Ты злишься?
Конечно же она злится, идиот. Она злится, а он боится. Боится, и пытается найти способ хоть немного придавить этот страх.
- Почему так происходит? Как ты лишилась всего?
Глупые, совсем не достойные его вопросы. Но, наверное, дело в давящем отчаянии. Оно способно на многое.

Ответом на рассказ о домовладелице стало невнятное хмыканье. Такое развитие событий как-то Риенсу в голову не приходило. Что не обязательно встретить отряд служителей Вечного Огня, чтобы разжиться неприятностями. Фантазия услужливо нарисовала дородную хозяйку дома с верной чугунной сковородкой в руке. Некоторые люди, даже будучи в самом низу пищевой цепочки, не теряются и используются сподручные методы борьбы. Сковородкой можно убить человека. Паскудная, должно быть, смерть.
«Тебя только что чуть не угробили мотыгой».
Бывший фактотум великого чародея смутился. Он с такой лёгкостью рассуждал о «пищевой цепочке» словно всё ещё находился на её вершине, словно у него всё ещё были принимаемые за должное власть и ресурсы. Словно он не лишился всего, абсолютно всего в один день.
Прошло уже сколько? Почти полтора года, а он цеплялся за прошлое. Просто потому, что был не в силах принять настоящее. Да и как такое можно принять? Нищету, голод, необходимость бороться за самые простые блага, искать примитивную работу, воровать не ради развлечения, а ради выживания. Не говоря уже о травмах. Сейчас, скрытые черным металлом перчаток, искалеченные руки не так сильно давали о себе знать. А может его тело просто постепенно привыкало. Тело, но не разум.

Бывший шпион покосился на девушку, сейчас утверждавшую, что злилась она совсем немножко. На вора, человека, пробравшегося в её жильё и угрожавшего ей оружием. Совсем капельку. Когда-то он бы посмеялся над наивностью и, как бы ему показалось раньше, даже глупостью.
Теперь вот смеяться не хотелось совсем.
Нэса говорила о нехорошем чувстве, которое ей очень не нравится. Что это за чувство? Злость? Ненависть? Жажда чужой крови? Ему не понять. Он жил в этих чувствах. Они никогда ему не мешали. Но было в словах Нэсы что-то такое, женское. Раньше Риенс бы даже не стал об этом думать. Что изменилось теперь? У него появилось время? Или вот эта скребущая душу пустота, которую нечем заполнить, это колкое чувство одиночества? Но не того одиночества, которое позволяет человеку быть свободным, нет, это одиночество того, кто пережил предательство и был брошен на произвол судьбы. Риенс боялся думать о произошедшем именно такими словами, словно его мэтр всё ещё мог узнать него мысли. Но нет, о Вильгефорце он ничего не слышал с тех пор, как…

Аккуратная женская ручка коснулась растрёпанных волос, тонкие пальчики нежно скользнули по опущенной голове. Риенс замер. По спине пробежали мурашки. Где-то в глубине сознания вспыли давно задавленные воспоминания о детстве, о тех редких мгновениях, когда его безразличная мать всё же решала поделиться теплом с младшим сыном. Тогда он жадно ловил эти крохи тепла словно самое ценное в мире благо. А потом – потом разучился. Не было в этом мире любви и заботы. Есть только корысть, выгода и боль.
И всё же он не стал пытаться оттолкнуть чужую руку, отдернуться или хоть как-то сопротивляться. Не смешно, не так ли? Не смешно признавать, что ему нужна помощь.

- Никогда… - Эхом произнёс бывший шпион. Прикоснулся металлом пальцев перчатки к наложенной повязке. Хорошо сработанный компресс, сам бы он никогда так не справился.
- Я не… - Что «не»? Не подумал о том, сколько видел в жизни простых кметов, бедных торговцев, ремесленников и других, простых людей, серый шум жизни, фон, присутствующий в любом городе. И теперь, когда в этой массе он нашёл отдельного человека, то решил, что нет, не может быть, чтобы эта девушка была одной из этих никчёмностей, у неё точно должна быть история побед и поражений.
– Я не очень хорошо разбираюсь в людях.
В скольких из них он действительно видел людей?
- Как ты с этим справляешься? С такой жизнью?

Она улыбалась. Эта девушка, жившая в убогой комнатке и владевшая богатством в три орена, она смотрела на сидевшего перед ней подбитого вора, ещё пару минут назад угрожавшего оружием, и улыбалась.
Вор, надо признать, совсем склеился. Весь боевой задор человека, решившего уже не первый раз преступить презираемый им закон и готового в случае чего на насилие, выветрился практически без следа. Видавший виды нож висел на поясе и Риенс явно не торопился снова пускать его вход, сложив руки на животе и думая о металле перчаток, пальцы которых упирались ему в бока.
Этот холодный металл стал одновременно символом его поражения и единственным способом жить дальше. Вечное напоминание, от которого уже не избавишься. Металл холоден, но ледяная вода гораздо холоднее. По спине пробежали мурашки. Теперь всегда так будет. Холод Тарн Мира останется с ним навечно.

Холод, ставший его поражением. Риенс слышал россказни о таких битвах, битвах, в которых человек мог потерять абсолютно всё, о том, как короли превращались в нищих, а рыцари в разбойников. Они его забавляли, эти байки о слабых людях. Конечно же они были слабыми, как же иначе! Только слабый мог позволить себе лишиться всего.
С самых ранних лет жизнь научила Риенса ненавидеть слабость. Сначала свою, потом – чужую. Уж он-то от неё избавился. От слабости. Никогда больше он не допустит ничего подобного. Он нашёл себя и будет двигаться по этому пути.
Вот куда этот путь его привёл.
Чувство собственной слабости пожирало его изнутри, ломало и выворачивало саму суть, буквально заставляя видеть то, на что он давно перестал обращать внимание, тянуться к тому, что он привык отталкивать.
Боль способная разорвать в клочья гордыню и заставить просить о помощи.

Как же сильно он хотел жить! Хотел жить, когда цеплялся изодранными в кровь пальцами и сломанными ногтями за лёд, когда тяжёлая вода раздирала его лёгкие, когда после долгой болезни выбрался на свет и наконец-то понял, в каком мире оказался. Хотел жить и сейчас, иначе бы не залез в чужое жилище в надежде поживиться чем-нибудь.
Нэса, да, он запомнил её имя, сунула в руки вору графин с водой, легко пахнущей огурцом. Риенс никогда не понимал зачем в воду порой добавляют огурец, но сейчас напиток показался ему удивительно освежающим и вкусным. Опальный шпион пил большими глотками, жадно, явно не думая о риске подавиться. Затем протянул ополовиненный графин и кивнул, чуть отведя глаза. Как оказалось, люди очень ценили благодарность. Он всю жизнь шарахался от этого чувства, считая его беспечностью и опасной наивностью, но, как оказалось, именно его поселившаяся внутри тьма так и не смогла сожрать. Достаточно было перестать сопротивляться и пойти на этот риск. Так же, как и позволить своей слабости тянуться к чужому теплу. Когда-нибудь он с этим справится. Вернёт себе и гордость, и понимание жизни. Он должен, иначе что тогда от него останется? Но иногда вера в то, что всё будет хорошо, казалась такой же наивностью.

«Что ты со мной сделала?...»
Риенс не знал к кому он общался. К беглой Цинтрийской княжне, обрекшей его на мучительную смерть, к судьбе, так любившей злые и жестокие шутки, или и вовсе к жизни в целом.

Но у Нэсы к этой жизни было совсем другое отношение.
- Но… почему?
Риенс обернулся. Три орена так и лежали на кровати. Три орена. Деньги, которые он когда-то и деньгами бы не назвал.
Всё, что было у этой девушки.
Бывший шпион снова глянул на свою собеседницу, но уже таким взглядом будто она видела и понимала что-то, что никак не мог найти он сам. Он слегка мотнул головой, словно отрицая происходящее.
- Почему не считаешь свою жизнь тяжёлой? Как ты навыкла радоваться такой жизни?

Странный. Таким он казался молодой девушке с блестящими глазами, девушке, не стеснявшейся улыбаться и смеяться словам вора, пробравшегося в её жилище.
Где ненависть, где страх, где злость? Где все те чувства, которые вроде как должны одолевать человека в такой момент? Где жажда насилия? Где желание отомстить за испуг и угрозы? А не видать этого всего. Риенс был чертовски плохим эмпатом, но как шпион мог понять какие чувства испытывает человек. И Нэса ставила его беспощадный мир в тупик. Оказалось, это так просто.
- Почему ты не злишься на меня? – Этот вопрос всё время крутился у него на языке и вот наконец-то сорвался.

Жизнь такая, какая есть.
Опальный вор отвёл взгляд, гладя куда-то в окно, через которое залез в эту скромную комнату. Чистое звездное небо, над несколькими крышами вился унылый дымок, на лёгком ветерке трепетали занавески.
Мир жил. Миру было плевать какой властью или богатством наделен отдельный живущий в нём человек, как бы погано этому человеку не было.
Серая бесцветная масса обывателей, простых жителей, кметов, горожан и торговцев. А на проверку всё не так просто. Ему придётся с этим смириться, если он не хочет, чтобы жизнь прошла мимо него. Вот только отпустить прошлое не получалось.
Слишком сильна обида за произошедшее. Страх перед бессилием. Боль от утраченного.
Никогда в Риенсе не было того самого хвалёного жесткого стержня, умения гнуть своё до конца и перед лицом смерти не отказываться от идей и убеждений. Может потому, что тех самых идей и убеждения не было? Во что он верил? В свои собственные амбиции? В сытое будущее? В то, что сможет получить, служа великому магу? Может быть. Но точно не в идею.

Насильно его тоже никто не женил. Риенс нахмурился. Странные ценности. О таком  проявлении несвободы как вынужденная семейная связь с другим человеком, он даже никогда не думал.
- Так себе, видать, работа.
Бывший шпион указал на три орена. В его словах, так часто сочившихся злобой, в тот момент не было ни капли агрессии или презрения. Работа и для него стала вопросом злободневным и актуальным. Просто потому, что за неё платили. За свою жизнь он сменил, наверное, всего две достойные должности, и обе в разведках разных государств. Служение Вильгефорцу было чем-то большим, чем просто работа. Хотя Риенс, храня верность и преданность спасшему его из тюрьмы и полностью изменившему его жизнь мастеру, фанатичным последователем, готовым броситься за своего хозяина на чужие мечи, даже и близко не стал.

Собственно, оттуда он и взялся.   
- Я… У меня была хорошая работа. Я служил великому человеку.
В груди что-то дёрнуло. Служил. Но когда ему действительно нужна была помощь, великий человек так и не отозвался. Целых три недели в беспощадной погоне на морозе. Бойня на льду треклятого озера. И ни слова, ни звука, ни капли помощи. Кто-то мог бы просто сказать, что незаменимых нет, но Риенс чувствовал себя преданным.
Ему никогда не казалось, что он чего-то не знает и не понимает. Шпион, в конце концов, он был весьма недурным. Но хозяева всегда и всё решали за него. Продумывался каждый шаг, каждое движение, каждый вариант развития событий, и продумывался не им. Он лишь должен был исполнить чужую волю, претворять в жизнь написанные другими планы.
- Я был уверен, что понимаю достаточно.
В голосе бывшего фактотума звякнул металл, но надолго его не хватило, в глаза тут же вернулась уже ставшая привычной растерянность человека, который не знал, как жить дальше.

Металлические пальцы перчатки коснулись обожжённой щеки. Привычный жест. Только раньше он ощущал огрубевшую кожу старого шрама, а теперь лишь холод безжизненного металла.
«Ты никогда больше не сможешь…»
Через эти слова тоже приходилось прорываться словно через вязкий туман.
- Случайно вышло.
Бывший шпион попытался обтереть щёки. Раньше он всегда следил за собой и своей внешностью. Теперь приличный вид стал буквально роскошью.
- Я тоже могу ходить куда захочу. Но какая с этого радость?
Почему-то ему совсем не хотелось уходить. И дело было вовсе не в том, что паршиво возвращаться с дела совсем без добычи. Просто эта девушка, Нэса, казалось, знала и понимала о жизни куда больше, чем он.

Вопрос Нэсы поставил Риенса в тупик. Бывший шпион замер, растерянно нахмурился, несколько раз моргнул, словно человек, с размаху натолкнувшийся на невидимую стену. И только через несколько секунд тихо ответил:
- Я пытался тебя обокрасть. – Его голос должен звучать дерзко и с отчётливо читаемым превосходством. Как звучал всегда. Но, наверное, уже не сейчас. Сколькое осталось в тёмных водах проклятого озера. Сколькое он всё ещё не мог себе вернуть. Сможет ли когда-нибудь?

Эта девушка выбивала почву из-под ног. Попытка обокрасть и угрозы не просто повод для злобы, это повод сделать всё, чтобы убить недоброжелателя. А Нэса просто считала, что раз она жива и здорова, то и злиться не на что. Что это? Отсутствие гордости? Или же наоборот чёткая уверенность в себе и том, чего ты стоишь? Может, так выглядит человек, которому не надо ничего доказывать? От этого становилось не по себе. Простая девчонка с тремя оренами, часть серой массы обывателей, и ей не надо пытаться что-то кому-то доказать.
А потом она назвала его славным.
По спине пробежали мурашки. Всё это как-то неправильно. С самого начала. Риенс словно жил в какой-то другой версии привычного ему мира. Мира, в котором «славно» это похвала за успешное задание, а не за то, что… За что?

К счастью, Нэса продолжала говорить, не позволяя опальному шпиону окончательно погрязнуть в собственных мыслях.
- У меня была работа по душе. Но я больше не могу ей заниматься.
Ему нравилось быть шпионом, двойным агентом и фактотумом. Ему нравилась свобода и безнаказанность, необходимость хитрить и опираться на твёрдые инструкции, иметь за спиной надежную защиту.
- Я больше ничего не умею.
«Я больше никому не нужен».
Кому может спонадобиться калека? Риенс посмотрел на свои руки. На лице на миг смешались страх, отвращение и невыносимая боль. В тот момент ему хотелось раскрыть эту тайну Нэсе. Говорят, так бывает. Говорят, даже самый дикий и свирепый зверь тянется к теплу. Звучало нелепо. Пока не стало слишком холодно.
- Сам себе хозяин? – Прозвучало ещё неувереннее. У него всегда был хозяин. Это было замечательно. Всего был тот, кто мог сказать что делать, как решить насущные проблемы и у кого просить защиты.
Но у Нэсы на этот вопрос явно был другой взгляд. Не нужно ждать одобрения. Это как так-то, без одобрения?

Но ответить бывший шпион не успел. Нэса испуганно вздрогнула. Страх Риенс умел ощущать отчётливо. Чужой страх заставил напрячься. Ответом стал щелчок в замке. Как он упустил чужие шаги? Но кто…
Хозяйка! Та, самая, что со сковородкой. Даже сама эта мысль звучала нелепо. Но такова его новая реальность. Риенс бросил короткий взгляд на Нэсу и каким-то удивительно ловким и словно не раз отработанным движением соскользнул вниз и, стараясь не сильно морщиться от боли, лёг прямо на пол, глядя под кровать и пытаясь понять сможет ли он при необходимости под эту кровать втиснуться.

В какой-то момент Риенсу казалось, что ниже падать просто некуда. Он уже на самом дне того, что звали обществом, социумом и прочим набором умных слов, которые слышать-то доводилось только в Бан Арде и при дворе нильфгаардского Императора. Иногда в этом виделись даже определенные плюсы. Хуже уже не будет. Больших унижений не найти.
Но нет, он всё ещё утратил способности удивляться сюрпризам, которые щедро подкидывала ему судьба. Да что с тобой не так, чёртова жизнь?!

Залезть под кровать не удалось. Нет, опального шпиона нельзя было упрекнуть в том, что он даже не пытался. Левая рука и плечо вполне влезли под кровать, затылок уперся в деревянный бортик. А потом стало страшно. Страшно, что головой, задницей или ещё какой-нибудь не самой узкой своей частью он под этой кроватью застрянет и тогда придётся узнать, что значит вышеупомянутое дно пробить.

В ответ на крик, Риенс дёрнулся и покосился вверх. Нет, вроде не голая. И в этот момент на него комом упало постельное бельё. Нэса выигрывала время.
Стало совсем темно. Днём, конечно, сквозь это бельё пробивался бы дневной свет, можно было бы следить за тенями, но сейчас, в сумраке ночи чародею на миг показалось, что он и вовсе ослеп. Шерсть на загривке встала дыбом.
Зато он по-прежнему отлично всё слышал, простынь и покрывало почти не гасили ни медленный, редкий стук колодок, ни взволнованные женские голоса. То есть, держались обе женщины неплохо, но напряжение застыло в воздухе подсохшим киселём.
Хозяйка догадывалась. Наверняка слышала голоса, они не особенно пытались скрываться. А, вероятно, стоило. Проклятье, он, некогда первый помощник и ученик величайшего чародея Севера, лежал на полу и прятался под кучей простыней! И от кого! От какой-то жалкой домовладелицы, наверняка так гордившейся этой унылой комнаткой! Даже не замка, не роскошных чертогов, двухэтажного домика в самом бедном районе Вызимы! Возмущение стискивало грудь, но Риенс не шевелился. Только думал, что будет делать, если грозная сударыня всё-таки решит поднять простыни. Лягнуть под колени и прыгать в окно в надежде, что он ничего себе не переломает? Или гордо подняться и доказать этой женщине, что мужчина имеет полное право находиться в доме? В конце концов, можно ещё и ножом угрожать. Нож, кажется, всё ещё был при нём.

Домовладелица тем временем отступила, испугавшись незавидной перспективы запустить свои руки в чужие грязные трусы. За кучу исподнего его ещё никто не выдавал. Ладно. Ладно. Лежать на соломенной кровати в лечебнице с воспаленными от тяжелых травм руками и лихорадкой было всё же куда более унизительно.
«…кобеля!»
Риенс чуть не стукнулся затылком о бортик кровати. Его оскорбляли за то, чего он даже не делал. Почему-то стало очень обидно.
«Мира глухая», - сердито думал шпион. Мнение о домохозяйке у него явно уже было не из лучших.
«Потому что Мира не может отличить разговор от развлечений. Если бы у меня зачесалось, я бы вошёл через дверь!» - не переставал раздражаться Риенс. Молча. Молчать он научился в один день. Тот самый. Разделивший его жизнь на «до» и «после». Поэтому он лежал и не шевелился, усиленно выдавая себя за кучу исподнего. Бывало хуже, не так ли? Иногда приходилось оправдываться даже перед собой.

Тяжело хлопнула дверь, ярко передав весь праведный гнев ушедшей ни с чем домовладелицы. Бельё съехало в сторону, ночной воздух порадовал свежей прохладой. Риенс поднялся на четвереньки и бросил взгляд на дверь через потрепанную кровать.
- Что это было? – Спросил бывший шпион шепотом. В его голосе отчётливо звучало удивление с нотками угасавшего раздражения.
- Какого… - Риенс взмахнул рукой в сторону двери и с вопросом заглянул в глаза Нэсе, отметив про себя появившийся в глазах девушки блеск.
- Что ей мужчины сделали?

Женщины. В целом, Риенс на них насмотрелся.
Сколько их было высокомерных, самовлюбленных чародеек, что стягивались на балы и другие официальные мероприятия для без сомнения самых значимых особ, не важно где - на Севере или в самой Империи, наверное, и в других далеких государствах эти картины мало чем разнились. Горделивые дворянки, разодетые в дорогие меха и экзотические кожи колдуньи, сколько презрительных, надменных взглядов от них приходилось терпеть, перед сколькими изображать почтительность и уважение, плюя в спину и со злорадным коварством думая о том, что будет если эти цацы утратят свою значимость.
Кроме самодовольных ведьм встречались ещё курвы из придорожных трактиров и нищие разносчицы, мало чем от курв отличающиеся. Некоторые из них умудрялись даже сохранять остатки какой-то данной природой гордыни, но по сути ничем кроме инструмента и ресурса не являлись.

Только теперь Риенс понимал, что с теми самыми обычными женщинами, которых было гораздо больше, он почти толком не пересекался. Смотрел свысока, молча проходя мимо, в хорошем настроении позволял себе весьма грубые шалости, за которые получал по рукам. Ничего особенного.
И лишь недавно на его пути встретились и совсем другие женщины. Мать-настоятельница, принявшая в лечебнице очередного обездоленного и больного человека, послушницы, без брезгливости и даже с сочувствием заботившиеся о раненых, о тех, на кого всем остальным было глубоко наплевать. Молодая Нэса, считавшая свою бедную жизнь свободной и счастливой. Почти счастливой. Где-то среди белья валялись те самые три орена, ради которых, как оказалось, он ворвался в чужой дом. Ах, да, домовладелицу Миру, что ошибалась в мужчинах, тоже можно считать оригинальной встречей.
Три орена…

Внимательный взгляд опытного шпиона, привыкшего подмечать мелкие детали, зацепился за тусклый блеск на полу, чуть в стороне от развеянного белья. Просто повезло, что ничего не загораживало блеклый лунный свет, падавший из открытого окна. Мужчина сделал шаг в сторону, медленно наклонился. Острые кончики металлических перчаток упёрлись в ребра потрепанных монет. Риенс выдохнул, справляясь с прилившим к лицу жаром злости и обиды. Он аккуратно присел на одно колено, с долей труда всё же загреб одной рукой на другую утерянные монеты и какой-то усталостью поднялся. Три обшарпанных, помутневших от времени и постоянных прикосновений орена смотрелись совсем убого на фоне черненого добротного металла перчатки.
- Уверена? Что хочешь уйти?
О, он бы не просто захотел! Он бы или бежал отсюда без оглядки, или втихаря придавил гадину-домовладелицу после первой же подобной выходки!

Нэса же тем временем нашла на полу свои сережки, на этом потери вроде как закончились. Бывший шпион снова взглянул на монетки, затем положил их на край кровати, на секунду подержав сверху ладонь. Отдавать что-то из рук в руки желания не было. Что-то, что он намеревался с совершенно спокойной совестью украсть, а как крал многое до этого.
- Прогуляться… Сможешь незаметно меня отсюда вывести?
И очень хотелось бы не через окно.

Он всегда старался следить за своим внешним видом. Аккуратно укладывал волосы, придерживал одного стиля в выбранной прическе, носил дорогую, представительную одежду. Его нередко принимали за дворянина.
С величайшим чародеем Севера за спиной Риенс мог себе позволить подобные приятные мелочи. Тем более, что сам этот образ составлял часть его прикрытия. Как часто искали дворянина и аристократа, а не агента и убийцу, не всегда понимая, что одно другому помехой не служило совершенно. Что до манер – этике его учили в Бан Арде, к чему-то приложили руку каэдвенцы, нильфгаардцы и сам Вильгефорц. Личины, которые Риенс мог совершенно спокойно менять как перчатки. Шпион всегда должен быть в какой-то степени актёром. 

Но сейчас это словно осталось в прошлом. Его холодная, безразличная мать без чувств бросала такую фразу: «Не нажрался – не налижешься». Когда-то это означало, что не мальчишке не стоило пытаться гоняться даже за небольшими радостями - они ничего не изменят.
Сейчас он эти слова видел несколько иначе. Бесполезно пытаться цепляться за крохи, оставшиеся от его прошлой жизни.
Теперь опальный шпион не слишком следил за тем как он выглядит, потому бродяга просто не мог выглядеть нормально, хотя бы нормально. Не следил за тем как он двигался, как говорил. Действительно ли это осознание того, что бесполезно строить из себя хоть что-то или так смотрелись отголоски застывшей в душе тоски?

- Хорошо. – Молодой чародей кивнул, бросил внимательный взгляд на дверь. Нет, там, в коридоре было тихо, ни звонкого стука каблуков рассерженной женщины, решившей, что она может быть центром всего мира, ни даже тихого шороха. Нэса явно знала домохозяйку куда лучше и понимала, как та поступит в той или иной ситуации. Потерпевшая неудачу мегера, видать, отправилась где-то успокаивать расшалившиеся нервы.
И всё же Риенс старался ступать как можно тише, невольно вздрагивая, когда та или иная половица издавала под аккуратным шагом тихий скрип.
Ещё один прощальный взгляд на опустевший дом. Дурацкая это всё-таки была затея.
***

Храмовый квартал всё же был той ещё дырой. Сложно поверить, что некоторые местные обитатели рождались здесь, проводили в этих подворотнях всю свою жизнь, и тут же умирали, порой вовсе не от старости.
Узкие улочки, небольшие вонючие канавы, обшарпанные стены, кучи какого-то мусора, в котором копошились лоснящиеся крысы и, что куда противнее, совсем не так хорошо выглядевшие люди.
Риенс позволял Нэсе вести его, бесцеремонно таща за рукав. Он не сопротивлялся. Девушка знала город куда лучше, чем он. Сам бывший шпион то и дело бросал взгляды по сторонам, думая, что днём это квартал должен выглядеть куда хуже – всё-таки ночная тень скрывала добрую часть местных неприглядностей.
Был лишь один неприятный момент. Ночь нравилась не только беглецам. Ответить девушке Риенс не успел – звук клинка, извлекаемого из плохо сделанных ножен он вряд ли мог с чем-то спутать. Спина покрылась мурашками, по телу пробежала лёгкая волна дрожи. Бывший шпион остановился и медленно обернулся, всматриваясь в тени.

Они умели прятаться, но всё же недостаточно хорошо. Лунный свет очерчивал фигуры двух совсем ещё юных, но уже достаточно рослых и крепких, чтобы зарабатывать себе на жизнь грабежами пацанов. Как раз тот самый дивный возраст, когда ты берешь в руки оружие и тебе кажется, что дозволено абсолютно всё. Многие так достигали приличных высок. Но куда больше не слишком хорошо оценивали свои силы.
- Девка твоя хороша. – Сходу бросил тот, что стоял справа, явно помоложе и погорячее. – Уступишь с миром, может не станем тебя калечить слишком уж сильно.
Его более тощий и узкий в плечах товарищ толкнул подельника, явно давая понять, что основная их цель всё же была другой.
- Выкладывай всё, что есть в карманах, и без глупостей.

Риенс никогда не был героем, более того, как только пахло жареным, он предпочитал убраться прочь любым доступным способом. Но даже у самых трусливых личностей есть какой-то порог терпения. Загнанная в угол крыса бросается на противника, значительно превосходящего её размером.
А эти два ободранных щенка были не противниками, молодой чародей видел в них буквально ещё одно оскорбление, которое решила нанести ему жизнь этой ночью.
Довольно.
Он ударил в полной тишине, не проронив ни слова. Тощему прямо ребро металлической перчатки в горло. Пацан схватился за шею и буквально сложился пополам, издав невнятный хрип. Его подельник коротко вскрикнул и ударил ножом. Глупо выглядела эта драка. Удар был совсем паршивым, скользящим, нанесенным наотмашь. Но и Риенс был хорош – вместо того, чтобы блокировать удар, он просто закрылся поднятой рукой. В очередной раз зачарованные перчатки спасли его жизнь – убогий, пошарпанный клинок столкнулся с черненым металлом, не оставив даже царапины. Нанести второй удар Риенс горе-бандиту уже не дал. Перехватив руку с ножом левой рукой, правой он впился в горло нападавшему. Опальный шпион был явно тяжелее и крупнее своего противника, а потому грабитель не удержался на ногах, и они вместе завалились на какой-то полугнилой ящик. Раздался треск ломающихся досок. Но Риенс, словно взбешенная кошка, даже и не думал отпускать добычу.
Второй бандит всё так же хрипел где-то в тени и сражаться уже явно не собирался.
Не стоило становиться между Риенсом и его шансом на плотный ужин. Хотя, наверное, Нэса уже должна была убежать…