Драконы… Филиппа застала время, когда за потроха драконов не нужно было отваливать баснословные суммы, за которые можно было приобрести несколько недурственных бриллиантовых колье или княжество вместе со всем его населением, заставив при этом бывшего князька вылизывать туфли, а может, и кое-что ещё – зимой вечера так долги, скучны и тоскливы. Драконы – существа, почти ставшие мифическими, и всё же один из них попался госпоже Эйльхарт в руки, и не абы какой, а в некотором роде потомок того самого золотого дракона, натворившего много шума пару десятков лет назад в Каингорне. Кто бы мог подумать, что от драконов Филиппе будет прок какой-то кроме изысканного лакомства в виде запеченного хвоста, но чародейке нынче несказанно везло, ведь сначала Саския преподнесла на блюдечке новое, пусть и небольшое, королевство, которое должно было поспособствовать уравновешиванию сил на Севере, а после – саму себя, испив из отравленного кубка. Филиппа не могла упустить возможность подчинить себе деву-дракона – безвольные фигуры передвигать куда проще, чем разгребать последствия чьих-то эмоциональных порывов, что могут свести всеобщие потуги дракону под хвост, причем в самом буквальном смысле. Нет, Ложа нынче вновь играла по-крупному, находясь в преступном меньшинстве, и Филиппа не могла позволить себе лишить чародеек преимущества, не сделав из просто послушной драконицы предельно послушную.
Главное за размышлениями о победе не упустить время, отведенное Саскии – организм драконов, вероятно, весьма крепок, но у всего есть пределы возможного. И кто знает, быть может, в человеческом обличии дева также слаба, как простой кмет.

Ей сказали, что чешуйчатый борец за свободу находится в покоях, куда её любезно отнес предводитель белок, который преградил волшебнице дорогу, встав в дверном проеме и демонстративно скрестил руки на груди, как если бы двух его ушастых обормотов на страже было мало. Сущее ребячество, по мнению Филиппы, которая могла со связанными за спиной руками раскидать их, как беспомощных котят, парой легких движений ненатруженных пальцев. И когда этот эльф успел проникнуться такой любовью к драконице? Или у скоя'таэлей в крови любовно лобызать и держать за ручку тех, кто далек от человеческой природы и своими действиями хоть минимально сокращает поголовье «безволосых обезьян»?
Эйльхарт, услышав вопрос остроухого, кривит в усмешке алые губы – чародейка не изменяет привычкам вроде излюбленной помады карминового оттенка, несмотря на условия жизни в последние недели, кои смело можно приравнять к полевым. Облаченная в дорожный костюм, с перевязанными тесьмой темными волосами, она всё ещё была главой Ложи чародеек, советницей королей и королев, и отсутствие бального платья едва ли позволяло усомниться в том, кем на самом деле являлась Филиппа Эйльхарт.
Во всяком случае, так думала она сама.
- От моего ответа что-то изменится? – приподняв брови, поинтересовалась чародейка. – Если я отвечу «нет», ты заимеешь способности к целительской магии или изгонишь яд касанием руки или чаем из подорожника с ромашкой? Нет? Тогда отойди в сторону и пропусти того, кто в этом разбирается, - Филиппа умолкла на мгновение, напустив серьезный вид и омрачив светлый лик думами о постигших их всех тяготах. – Или я задам тебе тот же вопрос, предварительно напомнив людям Саскии, кто давно был подле неё и давал дельные советы и после чьего появления она вдруг упала замертво, испив из собственного кубка… Чем дольше ты зыркаешь на меня единственным глазом, тем меньше времени остается у неё, - делает акцент на последнем слове, коль эльфу стал так дорог обретенный союзник, то пусть подумает о деве-драконе прямо сейчас, а не размахивает скоя'таэльскими причиндалами, желая показать, кто здесь главный.
Филь захотелось разочаровать эльфа, приподняв завесу тайны, показав, что и он не более, чем марионетка, какой белки были в руках Эмгыра, даровавшего Энид клочок земли. Только нильфгаардский император особо и не скрывал своих замыслов, а прямо отдавал приказы, используя скоя'таэлей, как мясо. Ложа действует иначе, по-женски хитро и по-чародейски расчетливо. Наверное, Йорвету будет весьма досадно узнать, что концы нитей, привязанных к его длинным ушам, находятся в руках у чародейки, на которую он зло смотрит.
Филиппе нравилось это чувство превосходство, рождающееся из знаний, недоступных остальным. Это улучшало самочувствие и заставляло улыбаться. Даже тем, чью голову не без удовольствия хочется размозжить о стену.
[nick]Philippa Eilhart[/nick][status]Совунья[/status][lz]<div class="name"><b>Филиппа Эйльхарт^{323 y.o.}</b></a></div><div class="info">Стерва столетия, глава Ложи Чародеек, любительница держать всё под контролем и всех под каблуком.</div>[/lz][icon]https://i.imgur.com/S5oW5ts.jpg[/icon]

Филиппа, не скрывая вызванных вопросом предводителя отряда скоя'таэля чувств, вопросительно вскинула брови. Серьезность, с которой Йорвет вопрошал, чем же знаменитая чародейка может быть полезна ему, несколько отрезвлял, сминая желание рассмеяться над весьма посредственной шуткой. Эльф был серьезен, однако у Филь возникало стойкое ощущение, что эта серьезность вызвана тем, что он часто приземлялся с деревьев, откуда пускал до недавнего времени меткие стрелы, на голову. Или же орудие, обезобразившее лицо и отобравшее глаз, коснулось-таки розоватых извилин. Однако ответ, на взгляд волшебницы, был куда проще: дело было в спеси, высокомерии и эгоизме – извечных спутниках Aen Seidhe. И если детям прощалась их наивная вера в то, что они пуп мироздания, то для разменявших не одну сотню лет представителей Старшей расы это было как-то странно. Вернее, странно это было для тех, кем они себя воображали – умнейшими мудрецами, постигшими суть всего, возвышенными интеллигентами. Но для тех, кем они являлись на самом деле, то бишь кучки озлобленных существ, не сумевших постоять за себя, это было вполне приемлемо и в общем-то обыденно.
Госпожа Эйльхарт, тоже склонная считать себя пупом мироздания, не врала самой себе в отсутствии такого рода качества. Признавала, понимала и считала оправданным. Что поделать, если мир и правда вертится вокруг тебя? И кому какое дело, что вихрь событий является рукотворным, а не чередой случайных встреч, неаккуратных слов или эмоций.
Филиппе захотелось осадить наглого эльфа, слишком много он себе позволял, как будто не по чужой милости находился здесь, не по чужой милости мог открывать рот и отдавать какие-то распоряжения.
Она читала его мысли, чувствовала настроение, но это никоим образом не смягчало её собственного к нему отношения. Праведный гнев – прелестно, но Филиппе нет большого дела до скоя'таэлей и их борьбы, волшебница воспринимает их как назойливых оводов, которые громко жужжат и больно кусают, что, разумеется, крайне неприятно, но терпимо. И уж точно не смертельно и не может быть возвеличено до настоящей катастрофы.
- Тебе я могла бы восстановить утерянный глаз, а ещё готовлю недурственный омлет, - с ехидной улыбкой произнесла чародейка, отвечая на вопрос Йорвета. Коль тому так интересно, отчего ж не уважить, ублажив взыгравшее любопытство. – Но дело в том, что я здесь ради Саскии, а твои дела меня мало волнуют.
Когда Aen Seidhe спросил о противоядии, и Филь восприняла это как добрый знак, что как бы эльф не пыжился, но помощь чародейки примет.
- Мне нужен будет как минимум краснолюдский бессмертник - лучший ингредиент для противоядий, который можно найти поблизости, - Эйльхарт обошла Йорвета, чтобы присесть на край кровати, занимаемой драконицей, - пусть мне принесут кубок, из которого она пила. Быть может, я смогу восстановить состав яда, тогда не придется полагаться на одни лишь признаки, которые в её случае могут быть ложным следом.
Филь сделала акцент всего на одном слове, но это должно было быть кристально прозрачным намеком. Они оба знают об истинной сущности Саскии, и глупо утверждать, что она идентична людям, даже в своей естественной форме. Хотя бы потому, что никто этого не проверял. И если бы научные изыскания были чародейке интересны, она уже тащила драконицу в тайное логово для экспериментов. Но единственная задача, стоявшая сейчас перед Эйльхарт – поставить Саскию на ноги и подчинить, без разницы в какой последовательности, главное сделать это быстро и эффективно.
Приложила руку ко лбу светловолосой девицы – небольшой жар. Что же, не так критично.
[nick]Philippa Eilhart[/nick][status]Совунья[/status][lz]<div class="name"><b>Филиппа Эйльхарт^{323 y.o.}</b></a></div><div class="info">Стерва столетия, глава Ложи Чародеек, любительница держать всё под контролем и всех под каблуком.</div>[/lz][icon]https://i.imgur.com/S5oW5ts.jpg[/icon]

[nick]Philippa Eilhart[/nick][status]Совунья[/status][icon]https://i.imgur.com/S5oW5ts.jpg[/icon][lz]<div class="name"><b>Филиппа Эйльхарт^{323 y.o.}</b></a></div><div class="info">Стерва столетия, глава Ложи Чародеек, любительница держать всё под контролем и всех под каблуком.</div>[/lz]
Йорвет боле не противился и не показывал норова, обошелся лаконичным отказом, как если бы ему в действительности предлагали что-либо, будь то магическое восстановление утраченного в войне с  Dh’oine глаза или самый обыкновенный омлет. Филиппу посмирневший и молча пыхтящий куда-то в высокий воротник скоя’таэль устраивал более чем, поэтому чародейка лишь раз искоса глянула на эльфа, а после не отрывала взгляда карих глаз от златоволосой девы-дракона. И всё же когда Йорвет ушел искать краснолюдский бессмертник, госпожа Эйльхарт почувствовала себя свободнее - хоть у Aen Seidhe и был всего лишь один глаз, смотрел им Йорвет за волшебницей намного пристальнее тех, у кого целы были оба. Не стоило списывать со счетов и то, что эльфы зачастую разбираются в травах и магических манипуляциях, даже если это непосредственно не является их, так сказать, профессиональным поприщем - здесь стоит отдать им должное, но даже эльфский кузнец или торговец мог оказать помощь вместо лекаря, а это дорогого стоило. И кто знает, как велики познания глав скоя’таэлей по части специальных растений. Меж тем, Филиппа не собиралась объявлять свои планы, особенно тому, кому эти планы могли не понравиться, а ровно так и могло обернуться приготовление противоядия при Йорвете – продемонстрировать, что желает подчинить себе Аэдирнскую деву, сделав полностью подконтрольной, позволив не размениваться на расшаркивание и плетение интриг, что значительно облегчит жизнь и сэкономит время. Практично, элегантно и эффективно – ровно так, как любят чародейки.

Кубок, из которого пила Саския, как и просила Филиппа, был принесен в комнату кем-то из скоя’таэлей, столь же недовольным и злым подобно их командиру, ушедшего бороздить краснолюдские шахты. Но госпожа Эйльхарт проигнорировала звенящую в воздухе ненависть, смешанную с недоверием и подозрительностью – магичка сосредоточилась на том, чтобы стабилизировать ухудшающееся состояние девы-дракона, иначе не ровен час, что противоядие готовить будет уже некому.
Однако когда дыхание Аэдирнской девы выровнялось, а жар отступил, Филиппа не взялась за изучение кубка. Чародейка поднялась на ноги, чтобы исчезнуть в белом овале портала, ведущего к эльфским развалинам, и появиться в комнате быстрее, чем о возникшей тишине начнут беспокоиться караулившие дверь скоя’таэли. Под действием чар на столе появилось несколько склянок, которые тут же оказались в руках Эйльхарт, спешно отделившей цветы розы от колючих стеблей.
- Дьявол, - тихо прошипела магичка, порезав палец шипом и едва не замарав лепестки кровью, что могло стать непростительной ошибкой. Магия любит порядок и внимание к самым мелким деталям, и наличие дополнительного ингредиента в противоядии могло не облегчить страдание, но усугубить действие яда. Кровь, разумеется, не могла нанести непоправимого ущерба, но Филиппа предпочла завести руку с порезанным пальцем за спину, не останавливаясь и не отвлекаясь от своего занятия – растирание цветков пестом в ступке.
И только когда основные ингредиенты были доведены до нужной кондиции, а мелкий, обличающий манипуляции мусор исчез со стола, только тогда чародейка обратила внимание на кубок.

К моменту возвращения Йорвета Филиппа вновь сидела подле Саскии, внимательно глядя на деву-дракона, не желая пропустить ни малейшего изменения, которое могло произойти с воительницей.
Скоя’таэль был как всегда предельно вежлив и мил, было бы непростительно не ответить ему взаимностью.
- Кувшинчик Коте-де-Блессюр и вяленого мяса, - с очаровательной улыбкой произнесла Филиппа, переведя взгляд карих глаз с непризнанной королевы на наглого эльфа. Скорее всего эти слова отсутствовали в лексиконе того, кто вынужден был бороться за свое существование, пряча длинные уши в лесных кустах и пещерах. И это должно было превратить иронию в злую и ехидную насмешку.
- Ты долго, полагаю, были какие-то проблемы, – подходя к столу, спросила чародейка. Не то чтобы ей в самом деле было интересно, всего лишь дурная привычка вести светские разговоры  даже тогда, когда обстановка мало располагала. Ответ мало заботил Филиппу, это и вопросом-то не было. К тому же эта скрытная белка едва ли найдет достойным отвечать ненавистной чародейке.
- Как думаешь, кто мог это сделать? И что следует нам сделать с ним?
А вот это уже были вопросы, причем весьма занимательные. Эйльхарт даже на мгновение подняла взгляд на эльфа, оторвавшись от измельчения краснолюдского бессмертника.

«К корчмарю, а как же», - фыркнула про себя Филиппа, оставив при себе замечание о том, что не при каждом дворе или замке очередной благородной фамилии можно найти любимое вино чародейки. С мясом-то было попроще, но на кой черт оно бывшей королевской советнице – вредно для фигуры и имеет неприятный вкус, напоминающий о дальних странствиях, военных походах и бедности – о том, от чего Эйльхарт давно отреклась и старалась держаться в стороне. И к чему в конечном итоге вернулась. Проклятый Уроборос вцепился всё же в свой собственный хвост, однако Филиппа не была бы самой собой, если бы не игнорировала клятые философские присказки, если бы не считала себя достаточно умной и сильной, чтобы обернуть в свою пользу буквально всё, даже сюрпризы от капризной Фортуны и мстительной Судьбы.
Волшебница молча наблюдала за тем, как эльф снимает зефар и отставляет в сторону. Ей было удивительно, что скоя’таэль оставил при себе лук и, по всей видимости, вполне сносно с ним обращается. Но то было исключительно любопытство из научных соображений, ведь анатомия человеческая была изучена и изложена предельно подробно, тогда как об Aen Seidhe сведения были преимущественно те, что получались, так сказать, самым настоящим эмпирическим путем: видно, что выше, уши другие, репродуктивные функции осуществляются иначе, откуда весь плач по убиенному молодняку. Неужто и со зрением есть какие-то особенности? Любопытно, но не настолько, чтоб озадачиться этим вопросом прямо сейчас и всерьез, оно ведь Филиппе ни к чему, у неё есть собственных два глаза, которые ещё ни разу за триста лет не подвели и ещё столько же не подведут. Будет время на глупости, можно будет изучить это всё подробнее… Если только скоя’таэли не будут перебиты в ходе очередной глупой самоотверженной операции, а Aen Seidhe перевешены и сожжены стараниями охотников на колдуний на волне людской неприязни. И если только время на глупости будет, в чем Эйльхарт сильно сомневалась, ибо ближайшее лет десять, а то и больше предстояло улаживать дела на континенте. И всё это лежало тяжким грузом на хрупких чародейских плечах.

Когда Йорвет снял зефар, Филиппа не стала чувствовать себя в большей безопасности. Знала, что этот эльф хорошо пользуется холодным оружием, так что спиной к нему лучше не поворачиваться, чтобы успеть бросить защитное заклинание при случае. Пусть глава скоя’таэлей выказывал завидное хладнокровие, а чародейка ненавязчиво и незаметно считывала его мысли, не стоило недооценивать его подготовку и скорость реакции. Филиппа часто превозносила (вполне оправданно, к слову) свои таланты, но сегодня лишняя осторожность не повредит.
Женщина усмехнулась на ответ Йорвета. Его забота о том, чтоб желающие не устроили самосуд почти умиляет, и этот эльф называет себя борцом за права и свободы Aen Seidhe, загнанных в угол? Любой другой на его месте воспользовался бы ситуацией и позволил бы народу перерезать Стеннису глотку, подтолкнув к кровавой расправе и конфликту, который можно разжечь в Аэдирне, что будет только на руку скоя’таэлям, для которых нет ничего лучше, когда глупые dh’oine режут друг друга.
- Вовремя прикинуть дураком – признак ума, - спокойным тоном с толикой насмешки отвечает Эйльхарт, - а что до амбиций... Да, Аэдирн его по праву рождения, но не вы ли считаете, что люди не умеют усмирять аппетиты? Королевство Саскии – небольшой клочок земли, но войны происходили и из-за меньшего. Дать Саскии свободу – показать слабость и пойти на примирение с теми, с кем люди сейчас мириться хотят меньше всего. Если Стеннис так глуп, как ты думаешь, то не забывай, что за его спиной стоят люди, которые могут так же не иметь мозгов, но иметь влияние на монарха. Или планов на его корону. Убрать неугодного короля чужими руками, прибрав себе его королевство – прекрасный ход, о котором грезит почти любой, много кто на него решается, но лишь малому числу повезло претворить задуманное в жизнь.
Она не называла имен, не высказала собственного мнения, лишь подкидывала Йорвету поводы сомневаться и накручивать себя, покуда сама смешивала необходимые ингредиенты.
Несколько магических формул, произнесенных шепотом, и вот Филиппа уже вновь садится на край постели девы-дракона.