Вэс раздирает бешенство. Кипящее, клокочущее, бурлящее, лопающееся пузырями бешенство, чьё топливо — обида, злость и омерзение. Она злится до трясучки, до желания устраивать вокруг себя погром, злится настолько сильно, что подходить к ней опасно всякому, кто не желает бездарно и глупо расстаться с жизнью, попав под её горячую, тяжёлую руку. Вэс изъедает обида, которой нет конца, ненависть к положению, в котором она оказывается, к своему бессилию и, что самое страшное, к тому, как с ней поступает Роше. Он хочет, чтобы она взяла себя в руки, чтобы она хоть как-то успокоилась и не усугубляла положение, чтобы смирилась, а если не может — бесилась так, чтобы это не разрушало и без того хрупкое перемирие в лагере. Роше просто хочет, чтобы она хотя бы не притрагивалась к тому, чьей смерти так одержимо желает, и это объяснимое, понятное, разумное желание. Им всем это нужно, им всем необходимы белки, а их содействию необходима мразь, которая обрекла жизнь Вэс на долгий, мучительный кошмар.
Роше не требует с неё ничего сверх меры, но даже его простая то ли просьба, то ли приказ, сейчас кажется Вэс невозможной, несправедливой. Как он может просить этого от неё, откуда в нём столько жестокости, беспощадности по отношению к ней. Как он может укрывать от неё эту эльфскую погань, эту ободранную, изуродованную, ублюдскую паскуду. После всего, что Вэс пережила по его вине — как он может?
Из всех людей в этом поганом, тошнотворном, сраном мире — почему с ней поступает так именно Роше?
Её ненависть — бесчинствующий шторм, запертый наглухо в бутылке. Роше своей рукой загоняет в эту бутылку пробку, закупоривает, оставляя Вэс сотрясаться от того, насколько концентрированной в этом закрытом сосуде становится её ярость. Ей знакомы, до рвоты, до хрипоты знакомы эти ощущения, знакомы эти связанные руки — о, она вспоминает о них каждую ночь, и кошмары к ней возвращаются, подсовывая мрачные картинки из прошлого, доводящие её до исступления. Её швыряет назад, швыряет в эльфские палатки на койку, где её точно так же уничтожало изнутри ни с чем не сравнимое бессилие и раздирающая внутренности ненависть. Её швыряет в самое худшее из пережитого и колотит от страшного понимания: несмотря на слова Роше, несмотря на все её клятвы о том, что никогда подобное с ней больше не произойдёт, прошлое повторяется. Она снова не может заставить паскудную тварь, принёсшую ей столько боли, заплатить за всё, на что он её обрёк.
Она снова, снова, снова, в очередной грёбанный раз, СНОВА не может ничего ему сделать.
Вэс полностью изолируется, закрывается в подобии своего личного пространства — крошечном закутке у них в лагере, где она может бесноваться в одиночестве. Товарищи бросают попытки как-то вытащить её из этого искусственного карцера: с тех пор, как она их облаяла, пообещав переломать руки каждому, кто к ней притронется, они не приближаются, предусмотрительно держа дистанцию, как от логова волколака. Только время от времени осторожно подсовывают ей еду. Скорее всего — по наставлению Роше. Его Вэс тоже не подпускает к себе, запирается наглухо, не желая выслушивать ничего из его бесполезных, нихрена не способных исправить слов. Единственное, что ей от него нужно — дозволение прикончить Железного Волка. Единственное, что он ей может предложить — это своё сочувствие, от которого Вэс отгораживается за непрошибаемой стеной, прочно вбив в голову единственный факт, перечёркивающий без исключения все его старания. Роше нужно, чтобы Вэс не устраивала в лагере смуту, и она обращается в окаменевшее подобие себя самой, в смирного солдата, рубящего с отторжением:
«Как прикажете».
Она жрёт еду и не воротит носом, потому что так приказано, и становится страшно, чудовищно послушной, не выказывающей никаких возражений и будто вмиг лишившейся всего, что делало её командирской занозой в заднице — надеюсь, теперь вы довольны?
Её ярость никуда не уходит: в замкнутой оболочке ей некуда выходить, и она только крепнет внутри, растёт, множится, обращаясь в монолит. Ненависть Вэс вновь обретает форму, собирает её по памяти: когда-то Вэс казалось, что та эту форму растеряла, без конкретной цели превратившись в какое-то глухое чувство, зерном своим живущим где-то в глубине. Теперь эта злоба растёт буйным цветом, она направленная, мощная, и она знает, кого мечтает удушить в своей лозе.
Этот гнев и это бешенство становятся оружием.
Как в те самые первые месяцы после её освобождения, когда месть рождала в ней неукротимую беспощадность. В Вэс просыпается кровожадность, и она хочет эльфской крови — совсем как тогда, в лихие времена, когда она пыталась доказать свою полезность, с диким рвением демонстрируя свою страсть к истреблению белок. Вэс хочет драки и чужой смерти — одной единственной, конкретной и самой для неё невозможной. Но терпеть это попросту не остаётся сил, сносить бурление и сдерживать его нет мочи — и Вэс находит своей свирепости применение.
Она выходит на площадку. На то утоптанное место, которое избирается ареной для тренировок и спаррингов и где обычно, в целях избегания конфликтов, эльфы и люди вместе не собираются. Обе стороны предусмотрительно держатся подальше друг от друга, и только редкие захожие гости появляются, когда площадка оказывается занята «чужаками» не из их лагеря. Вэс становится таким гостем: она приходит специально, когда друг с другом состязаются эльфы, выходит в круг для боёв на мечах и бросает вызов.
Пусть с ней сразится скоя’таэль.
Это не было чем-то новым: некоторые иногда вызывают своих соседей на поединок. Проверяют своё мастерство, оттачивают приёмы, ищут друг у друга слабые места, ожидая, что в будущем им однажды, быть может, придётся сцепиться. Белки и люди выходят друг против друга на арену по множеству причин, берут в руки затупленные тренировочные мечи и сходятся в том единственном возможном для них поединке, который не навлечёт на них гнев командиров.  Легальный, разрешённый способ подраться хоть с кем-то из тех, кто тебе так противен.
Вэс готова подраться с ними всеми. У неё столько злобы, столько ярости, столько жажды причинять боль, что рука её становится раза в три тяжелее, а удары — жёстче. Она предусмотрительно бьёт не насмерть, плашмя, с холодным расчётом держится на самой кромке — там, где избивать скоя’таэлей всё ещё разрешено, где они не окажутся покалечены, но так нажрутся земли и заработают себе столько болезненных шишек и синяков, что будут уползать от неё, прихрамывая. В Вэс самое страшное то, что она знает, как бить, чтобы её не нашло командирское наказание. И она не сойдёт с этой арены.
Она сшибает с ног одного снова и снова, уворачивается от его замахов, бьёт опять и опять, своим неудержимым натиском белку просто сминая — разве её вина в том, что он не может от неё защититься? Вэс обрушивается на первого и поступает точно так же со вторым, давит их и разбивает вдребезги оборону, прёт на них в каждом поединке, точно не знает преград, и не чувствует ни усталости, ни удовлетворения. Это всё — лишь возможность дать бешенству выход, но его не становится меньше. Очередная победа проваливается в бездну, не принося насыщения.
Всё, что она делает с другими белками, не добирается до него.
— Кто следующий? — выкрикивает она требовательно и задиристо. Её второй противник, сдавшийся после очередного тяжёлого поражения, с усилием поднимается, озлобленно зыркая на неё, но Вэс плевать. Она не выпускает тупой меч из рук и ждёт, осматривая густо подведённым глазами ряды собравшихся в кружок белок — кто следующий?
— В чём дело? Вы все такие неженки?
Ей в ответ летит что-то на кашляющем эльфском, но Вэс не разбирает нихрена: только угадывает по интонации, что это вновь что-то паскудное. Неопределённо глядя в толпу, она небрежно указывает мечом на место перед собой.
— Повтори мне это здесь!
Кто из вас следующий?

Отредактировано Ves (2020-03-30 01:31:40)

Этим взглядом можно ломать напополам. Взведённая, грозная Вэс, сцепив зубы до выступивших желваков, медленно поворачивает голову на звуки голоса — того, который она в первую после стольких лет встречу даже не признала, но с тех пор запомнила накрепко, как ещё один опознавательный знак, метку, по которой она может выследить свою цель. Его лицо — другой разговор. У неё был когда-то давно шанс рассмотреть его хорошенько, и Вэс запомнила его в подробностях, выжгла гневом изнутри черепа, с особой тщательностью выведя косой шрам — тот, к которому она с радостью прибавила бы ещё десяток-другой куда более кровавых и уродующих. Таких, чтобы от Железного Волка даже пасти не осталось — лишь полная оправданность прозвищу, которым Вэс его однажды наградила.
Драная Паскуда, которую она с удовольствием разорвёт на лоскуты.
В ней поднимается и бурлит кипяток — хищнический, дикий раж, какой бывает у оголодавшего зверья, которому вместо костей наконец-то кидают желанное мясо. Целый шмат мякоти — то, во что ей так необходимо вцепиться, но до чего зубы Вэс по-другому не могут добраться. Она не набросится на него, не бросит вызов сама — Роше всё сразу поймёт и раскусит, потеряв остатки терпения. Нет, ей остаётся лишь отыгрываться на других, на тех, кто рискнёт поддаться на провокации и прыгнуть в вольер к безжалостной фурии. Ей остаётся с треском разгрызать кости, пока мясо само к ней не бросится.
Это странная радость — как при исполнении заветного желания (одного из них, по крайней мере). Извращённая, изуродованная и отравленная её ожесточением радость и нетерпение перед возможностью получить желаемое, выпустить наконец-то всё, что копилось и зрело, выплеснуть это разом и потопить. Вэс ликует внутри ненормально и алчно, раздувает ноздри, щурится — с ядрёной смесью азарта и ненависти. Как будто паскудная глотка уже в её хватке.
Она сейчас из-за своей слепой предвзятости в каждом его поступке, слове или движении видит умысел, и то, что он даже сейчас выходит с ней на бой в мокрой рубахе, видится Вэс какой-то сраной издёвкой, приветом из всё того же прошлого. Тогда он выскочил перед ней, как заправский герой, из бадьи прыгнувший прямиком в портки и сорвавшийся спасать её от волков (и от свободы), а сейчас с той же небрежностью он встаёт перед ней на импровизированную арену, будто потехи ради отвлёкшись от своих банных процедур.
Вэс смеряет его сверху вниз взглядом, разглядывая складки липнущей к мокрому телу одежды, и бесится ещё больше.
— Смотри не пожалей об этом, Железный Волк, — не говорит — сплёвывает, кривясь лицом. — Я больше не буду убегать.
У неё в руке не нож — целый меч, которым при должном старании можно забить насмерть, и Вэс не нужны больше деревья, между которыми она будет скакать, как олениха, пытаясь запутать и сбить с толку более ловкого и быстрого эльфа. Она больше не девчонка, которую любой сраный эльф может скрутить и придавить к земле сапогом, и ей со многими белками приходилось драться на равных. Она теперь тоже знает, как нужно их убивать, куда бить и чего ждать, знает, что прыть не спасёт её, но поможет мощь — та самая, которой неоткуда было взяться у пленной девочки, измученной и изнурённой издевательствами, но которая теперь есть у Вэс. Вытащенной за волосы из кошмара, заработавшей стараниями, кровью и трудом своё место в Синих Полосках.
У Вэс, которая вместо бегства предпочитает резать глотки, мощи достаточно.
Это напоминает ей чем-то времена, когда она пыталась заслужить внимание и уважение Роше, доказать ему что-то, упорствуя до последнего. Тогда картина была та же: круг зевак, притихших от появления командира, заинтригованные переглядывания, шепотки, в которых предрекается её быстрая кончина. Только тогда ещё был её страх, боязнь не справиться, проиграть и стать разочарованием, посмешищем вместо достойного внимания самородка. Когда-то у неё, несмотря на неизменную страсть дерзить, тоже поджилки тряслись при виде кого-то, настолько превосходящего её во всём.
Паскуду она не боится. Единственное, от чего Вэс колотит, — это от зудящего желания вцепиться в глотку сразу же, отбросив меч. Девочка выросла, и она больше не боится Волка, когда-то причинившего ей столько вреда, не признаёт его превосходство — она хочет его изувечить, отчего-то уверенная в том, что её навыков, щедро сдобренных спесью и гневом, достаточно, чтобы растоптать его. Будто одной ярости семи минувших лет хватит для её отмщения.
Для эльфа это может быть крохотный срок, но люди живут меньше, и все чувства, что они успевают пережить за свою недолгую жизнь, ощущают в разы мощнее: её семь лет и ещё целый год кошмара сойдут за его век.
Она уже проходила этот урок. Много лет назад проходила, но одного появления заклятого врага — второго в списке после мёртвого Таландса, — хватает, чтобы отбросить её на много лет назад, туда, где Вэс хотелось только рвать и метать. В те времена её останавливало то, что силёнок и мастерства ей смехотворно недоставало. Собственная слабость быстро вправляла ей мозги и ставила на место, но теперь…
Теперь остановить её куда сложнее.
Она не просто нападает на Волка — бросается на него, с рыком обрушивая свой меч двумя руками сверху: не каждый из нынешних партизан мог совладать с таким её ударом, не закопавшись в землю, и не каждый, как оказалось, скоя’таэль мог встретить прямую атаку. Всех предыдущих эльфов она давила, наступая на них, как таран на крепостную стену: методично и неизбежно, раз за разом разбивая оборону. Но на Волка она обрушивается с ещё большим исступлением, стремясь не пробиться сквозь защиту, парирования и блоки — каждой атакой желая его уничтожить и разгромить, вливая сил поровну с остервенением.
Смести, чтобы паскуда вроде него больше не могла ходить по земле.

Отредактировано Ves (2020-03-30 18:54:44)

Он раздражает её до гневного рыка и полного презрения оскала. Раздражает всем, каждым словом, которые она с охотой затолкала бы этой белке обратно в глотку, и каждым небрежным жестом, вместо осмотрительности пробуждающим в ней ещё большее бешенство. Вэс огрызается, размашисто мечом отмахивается от него, рубя лихо и широко, но предсказуемо не попадая, и её злит, злит, злит, что он смеет её поучать, изображая из себя наставника. Ни один его сраный урок она не примет, ей из какого-то бунтарства и упрямства хочется делать всё наоборот, доказав верность собственного пути. Спорить, яриться, бесноваться — делать всё, что угодно, лишь бы заставить этот поганый голос замолчать, не позволять ему трепать языком и думать, что он смеет её наставлять. Что он умнее и снова — сильнее неё.
Он ненавистен ей весь, целиком, и тем больший гнев у неё вызывает омерзительная справедливость его слов. Вэс понимает это умом, теми его остатками, которые ещё не захлестнула кровожадность, и гневливо признаёт: против Железного Волка её неудержимая ярость не работает. Она помогла ей сломить других эльфов, рассыпавшихся перед этим напором, — им не хватило то ли ловкости, то ли скорости, то ли грамотного понимания происходящего, — но против матёрого ублюдка эти приёмы не работают. Её рьяный энтузиазм вообще мало против кого работает: Вэс забывает об этом тем чаще, чем проще противники ей попадаются. Но сейчас жар в горячих ладонях заставляет вспомнить: она хочет не просто выпустить пар, под звон железок побившись об эльфа, как об стенку. Она хочет причинить ему боль, добраться до него, уничтожить, заставить почувствовать на себе хоть что-то из ею пережитого. Для этого мало её неудержимости.
Она внемлет урокам, но не эльфским. Тем, что ей преподали когда-то давно, когда точно так же выбивали из неё всю дурь вместе с пустыми надеждами на то, что одержимость принесёт ей победу. Вэс вспоминает о том, чему её учил Вернон Роше, вспоминает его слова, подставляя их вместо слов эльфских: они похожи по смыслу, но разнятся формой, и так ей намного удобнее. Поучения от Роше не будят в ней ярость — они вправляют мозги на место, дают по черепушке подзатыльником, напоминают заработанные с ним в поединках синяки и орут в ухо хриплыми командирскими командами. Его уроки отрезвляют: Роше уже учил её направлять свою ярость, проводя её вдоль меча направленным точным потоком, а не бешеным ураганом, цепляющим всё подряд. Они всё это уже проходили, Вэс выучила это лучше многих, заставив гордиться собой, и тем позорнее сейчас откатываться так далеко назад, к тем временам, когда Роше смотрел на неё, как на неумеху и соплячку, отчего-то решившую, что её жалкие потуги его впечатлят.
Вэс однажды уже доказала ему: она — больше, чем её ярость, больше, чем ещё один человек, умеющий лишь рубить без разбора, пока случайный выпад нелепо её не прикончит. Она доказала, что не поляжет так глупо, как сотни и тысячи опрометчивых солдат до неё, и Роше уже никогда не доверится ей снова, если узнает, что её с такой лёгкостью можно лишить мозгов.
Её ненависть — всего лишь топливо, дрова в печи, но не ведущая рука. Её ненависти будет достаточно, если выпустить её грамотным и точным ударом — и тогда эта Паскуда заткнётся.
Вэс не отшвыривает чужой меч от себя, как раньше: она ловит его на свой блок и с резким скрежетом по металлу плавным движением обводит под ним свой клинок, — коротким ручкам и впрямь проще провернуть такой трюк, — метя рубящим ударом в открывшийся эльфский бок. Меч своей цели ожидаемо не достигает, но Вэс не заканчивает на этом свой манёвр и внезапно мстительно пинает эльфа чётко под колено, не пожалев силы на этот удар — уж здесь-то она может дать волю своей злости.
— Учи своих белок, — оттесняя противника от себя, огрызается Вэс, тряхнув головой, чтобы смахнуть лезущие в глаза светлые пряди чёлки. Она ни капли не смягчается, её ярость не угасает, и по горящим глазам это видно. Но что-то в ней всё-таки меняется.
Вэс больше не бросается на Волка так остервенело и опрометчиво, как раньше. Разглядывает ненавистно и ищет, как бы ударить больнее и наверняка.
— Меня учил Роше.
А значит, эльф свои поганые советики может оставить при себе.
Когда они сходятся снова, Вэс не старается пробить его, как молотом: она его пробует и проверяет, с ледяной точностью ловя ответные выпады. Теперь она видит их чётче, успевает заметить, парировать, заставляет себя над ударами врага думать — если Вэс хочет победы, ей придётся добывать её именно так. Уходя от меча, свистящего мимо, и мощным броском атакуя его в ответ в попытке задеть раньше, чем враг выставит оборону — именно здесь, в этих ключевых выпадах выбрасывается наружу её ненависть, подливающая рукам мощи точно в нужный момент.
Ей всё ещё не удаётся прочитать его и предугадать, но теперь она успевает отскакивать, а открытых дыр в её собственной защите становится тем меньше, чем чаще на неё нападает эльф, движения которого она изучает и разделывает с единственной целью — найти в них брешь. И разгромить её вдребезги.

Вэс «сама» — опасная смесь. Из обманчивой внешности, из-за которой её часто принимают то ли за командирскую шлюху, то ли за отвязную бандитку, хрен его знает как прибившуюся к побитым солдатам, и буйного, живого нрава, не растерявшего своей энергии, не дающего ей затеряться среди остальных партизан и смешаться с рядовой солдатнёй. Смесь собственного упрямства и рвения, толкающих её всё выше в совершенствовании собственного мастерства, и чужих уроков, которые она глотала с удивительной быстротой. Вэс училась с бешеной скоростью, адаптировалась в лучших традициях «дхойне», не просто наблюдая и копируя — подстраивая под себя, совершенствуя и изменяя так, чтобы самой себе обеспечить выживание. Не только эльфов помотало по жизни: Вэс досталось побольше многих, но она выскреблась множество раз. Живучая, ужасно живучая «девочка», которая и на Волка найдёт управу, подстроится и своего добьётся. Когда Вэс в самом деле чего-то хочет, она скорее расшибётся, чем отступится, будет падать и по земле кататься, собирая шишки, но в один день всё-таки победит.
А угробить эту остроухую паскудину она страсть как хочет.
— Соскучился по женскому вниманию? — ядовито выдаёт Вэс в ответ, пытаясь уличить момент и в серии чужих выпадов смачно зарядить Волку по руке, раз уж она не может достать до его языка.
Не то чтобы её не устраивал такой расклад: ей на этой импровизированной арене только он и нужен, на остальных белок ей наплевать, драться с ними — всё равно, что дубасить со злости соломенный манекен. Нет никакого толка, нет насыщения и хоть какой-то надежды добиться желаемого — только пустое и бесцельное бурление, которое попросту надоест ей рано или поздно, но так и не избавит от жажды чужой кончины. Для Паскуды вроде него, конечно, слишком много чести, но Вэс этого даже не скрывает: ей нужен только он, только его голова на её мече или хотя бы болезненные гематомы под его рубахой, оставленные её мечом. Будет даже как-то обидно, если кто-то другой наставит Волку синяков, лишив её всякого удовольствия: для кого-то другого это может быть ерундой, но для неё это личное.
У неё всё было просто прекрасно до его появления, тишь да гладь, временами прерываемая не самыми приятными, но вполне терпимыми фактами работы с белками. У Вэс всё было просто замечательно за исключением проблем, мешавших жить всему их партизанскому движению, и она не знала никаких бед, кроме тех, что касались их непосредственного дела. Ей становилось наплевать на эльфов: если они полезны — пускай будут рядом. А потом появился Железный Волк и разнёс всю эту совершенную идиллию вдребезги, испоганив ей жизнь уже во второй раз.
Конечно, ей нужен только он: пока Волк не вылез, как сраная кикимора из своего тухлого болота, у Вэс всё было хорошо. Ей ни к чему другие партнёры, если проблема только в одном.
Но её страшно выводит из себя, что он какого-то лешего получает от этого процесса удовольствие. В этом ей тоже видятся насмешка и пренебрежение, и Вэс не тешит себя иллюзиями: само собой, эльф вроде него, перед которым другие белки поджимают хвосты, не может в бою быть так прост. Он не поддаётся ей открыто, но даже слепому будет понятно, что расслабившаяся Паскуда не слишком старается. Пока что он не ощущается даже вровень с Роше, не заставляет её напрячься так, чтобы забыть обо всём, кроме чётко выверяемых ударов. Он даёт ей поплясать вокруг него, лишь изредка расщедриваясь на серию быстрых атак, от которых ей приходится уходить в крепкую защиту, больше не позволяя уводить её оружие в сторону. Он с ней всего лишь балуется, и такое отсутствие взаимности — это как-то неправильно.
Вэс решает это исправить. И одну из атак блокирует так, что сама внезапно с нажимом отклоняет чужой клинок вниз и в сторону от себя, прижимая его к земле. Чтобы, оказавшись внезапно близко к шрамированному, слишком спокойному лицу, вкрадчиво кое о чём ему напомнить.
— Знаешь, кто ещё любил играться со мной? — цедит она с хищным упоением, поймав его глаза.
Кто обжёгся на том, что выбрал её своей партнёршей? Кто по наивности своей думал, что мелкая забитая девчонка, так смешно дёргающаяся в его силках, когда у неё бывает настроение на сопротивление, никогда и ничего ему не сделает? Не обведёт их вокруг пальца, не выдаст с головой и не приведёт по их следу темерцев? Кому так нравилось измываться над ней, гогоча всем отрядом, и кто захлёбывался в крови, когда человечья сучка прошибла ему голову арбалетным болтом?
Кому ублюдский Волк отдал её на растерзание ещё на целый год?
— Таландс.
Вэс не медлит: резко вскидывая меч, сопротивление которого пытался преодолеть эльфский клинок, рубит своим поперёк открывшегося торса. Меч по инерции не улетает дальше: Вэс контролирует его твёрдо, тут же вновь наступает с колющим, а после ныряет с ударом снизу. Её оружие больше не получится отбросить: оно держится рядом с ней, удобно переходя из атаки в защиту, и попробуй угадай и поймай, в какую сторону оно рванёт сейчас, когда оказывается достаточно быстрого движения, чтобы сменить направление. Сейчас она задаёт ритм, впускает в него, позволяя поймать темп движений, но в неожиданный момент, там, где должна возникнуть её новая атака, этот ритм сбивается. Вэс, обманчиво дёрнувшись, создаёт эту паузу, ломает всё намерено, будто собственной рукой сдавив сердечное биение на один крошечный момент, — и вклинивается точно между двумя фазами, оказываясь там, где противник не должен её ждать. С холодным расчётом и безжалостным свирепством жаля его так, чтобы даже спешная оборона не смогла её затормозить.

Отредактировано Ves (2020-04-02 18:00:28)

О, теперь они говорят на одном языке. Теперь они наконец-то в равных условиях, нет больше поганого менторского тона, показательного хладнокровия и возвышенного превосходства в каждом движении. Нет спокойствия, железной уверенности в себе и невозмутимого хладнокровия — вся эта срань куда-то вдруг испаряется, ведь даже эту тварь, сколько она бы ни кичилась своим мастерством, задеть можно. Дёрнуть за плоть рыболовным крюком, рвануть с мясом, заставив кровоточить и на какой-то короткий момент даже непоколебимого Железного Волка превратить в слабого, подставившегося под её выпады вшивого щенка.
Беспомощность в его глазах только подпитывает бешенство Вэс, потому что она когда-то смотрела на него точно так же. О, в каком же она была отчаянии, какую боль она пережила и как истошно умоляла не повторять это снова. Какой она слабой и уязвимой была, каким жалким изнурённым комком, жмущимся спиной к дереву в слезах, — какой она была перед ним, мудрым, суровым, паскудным эльфом, которому насрать на всех, кроме своих, какими бы безмозглыми мразями они ни были и сколько бы ни подставляли глотки под нож. О, как же ему было насрать на то, что у Вэс на душе, сколько страданий ей причинили и во что превратили.
Ей тоже его не жаль.
Теперь они бьются по-настоящему, без изысков и плясок, и в каждом рьяном ударе Вэс теперь это чувствует — он правда пытается по ней достать, задавить, смести и сломать. Как пыталась в самом начале она сама и чему теперь противостоит с не меньшей мощью. Теперь они дают друг другу волю, и Вэс сама не сдерживается, её собственная ледяная ярость, превращённая в уголь для её исступлённой топки, питает её хорошо, она уклоняется, парирует, не даёт себя задавить — упорствует с ответной силой, пользуясь собственным преимуществом, вышагивая по всему кругу арены и отступая лишь затем, чтобы рвануться вперёд в чётко просчитанный, нужный момент. Теперь это наконец-то похоже на трёпку, которую ей любит устраивать Роше.
— Я знаю, — выкрикивает она с ненавистью, в очередной раз под металлический звон отбрасывая Паскуду от себя, — как он издевался надо мной! Как он пытал, как он драл меня, будто свою человечью шлюху!
Задыхаясь то ли от слов, то ли от ярости, которой Вэс едва ли не захлёбывается, она сходится с Волком опять и опять. Взведённая, насквозь взмокшая, растрёпанная, успевшая и себе получить парочку чертовски болезненных ударов, которые превратятся вскорости в большие, синие гематомы на бедре и плече. Забывшая обо всех случайных свидетелях, столпившихся вокруг их маленькой арены, и видящая перед собой только эльфа, которому она с радостью даст так им желанные ответы.
— Как он держал меня на поводке, будто скот! Как избивал, калечил, совал мордой в грязь, как душил меня, морил голодом и швырял на потеху всему своему ублюдскому отряду!
Это похоже на вскрывшийся нарыв, на гнойник, взорвавшийся и выпустивший всё своё неприглядное содержимое. Вэс очищает свою кровь, выплёскивая всё, что копилось в ней многие-многие годы, и топит в этом Железного Волка, бешено на него хрипит, обрушиваясь на его меч с оглушительным звоном и с силой, от которой отдача бьёт по рукам. Она даже боли почти не чувствует: удар в переносицу и захват разжигают в ней столько злости, что она, гневно рыча, сама освобождает одну из рук и отвечает ему ударом кулака по скуле.
Втягивать воздух носом становится трудно, но Вэс уже и так дышит лишь через рот. А горло саднит, саднит от криков.
— Я была той, кого этот выродок годами пытал вместо того, чтобы просто прикончить, кому нравилось видеть, как маленькая беспомощная дхойне дёргается в его сучьих руках! И ты! — Вэс рычит это с особой свирепостью, указывает на него, будто одним пальцем обрушивая все мирские проклятья на паскудную эльфову голову. — Ты был той тварью, что вернула меня к нему! Поймал меня в лесу, когда я пыталась бежать, и оттащил обратно! ТЫ отдал меня ему ещё на целый год, ТЫ обрёк меня на это!
Она вновь слышит в своём голосе тот клёкот, отголосок тех воплей, которые драли ей горло, когда её гнули лицом в грязь, возвращая в худшую из мучилен.
— Это был ты, Железный Волк, и я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Ни Таландс, ни Волк её не прикончили: им нравилось мучить девчонку-дхойне, думая, что та не найдёт в себе сил ответить. Им нравилось спускать на неё всю ненависть их поганого эльфого рода, нравилось мнить себя теми, кто справедливо воздаёт людям по заслугам. Они оставили её в живых, чтобы наслаждаться чужим упоительным трепыханием, делать её сосредоточием всей их народной ненависти, — и один из них уже поплатился за это. Вэс мстит не за весь род людской и не за горести, к которым Волк не имел никакого отношения — мстит только за себя, за личное, ломавшее её два проклятых года по его вине. Убивать её нужно было раньше, ещё до того, как боль и ненависть выковали из неё клинок — теперь она не сляжет в землю, пока не прикончит обоих.

Отредактировано Ves (2020-04-05 15:15:49)

Боль от руки прошивает по нервам насквозь, коротким разрядом стреляет и лишает на какое-то время возможности управлять выронившей меч конечностью. Всего на несколько секунд, но этого достаточно, чтобы обезоружить Вэс и сломать её защиту: сама виновата, заигралась в дуэлянта с железной палкой, забыв о том, что в настоящей беспощадной драке в ход идут все доступные средства. Вэс пытается отбрыкнуться, отшвырнуть от себя и задеть побольнее, точно так же ударить в одну из уязвимых точек и заставить на короткий момент потерять контроль, но Паскуда роняет её и глухо врезает спиной в землю. В какой-то момент Вэс перемыкает, и перепалка превращается для неё в борьбу за жизнь, в которой она исступлённо борется с навалившимся на неё эльфом, готовая при любом удобном моменте выдрать ему глаза или смять шею голыми руками, свернув позвонки. Его спасает только то, что сам он убивать Вэс не пытается, а лишь заламывает ей руки, сдерживая и заставляя замереть без возможности выбраться. Точно так же, как она своим сопротивлением сдерживает Волка: стоит ему ослабить хватку, чтобы попытаться ей навредить, и пленница вырвется.
Если эта Драная Паскуда пытается добиться от неё благодарности за сохранённую жизнь, то Вэс предложит ему только смачный плевок.
Потому что за этот сраный подарок он заслуживает только пыточной. Долгой, мучительной, которая будет истязать его так же безжалостно, как истязали саму Вэс, выдирая из него жилы одну за другой и каждый день заставляя находить хоть одну сраную причину заставить себя жить, когда единственным долгожданным спасением видится смерть. Существование, каждый миг которого был наполнен болью и унижением — это его щедрый дар, который Вэс якобы должна ценить вместо того, чтобы проклинать.
Ту жизнь, в которой у неё появилась возможность резать ублюдских белок, подарил ей не он, а Роше. Всё, что оставил ей Железный Волк — это ненависть и гниение.
На её шее от напряжения выступают жилы, и Вэс приподнимает голову навстречу эльфу.
— Каждую секунду своей паскудной жизни вспоминай, — выговаривает она чётко и вкрадчиво, сквозь зубы цедит с ледяной свирепостью — Волку в тон, — что это ты и Таландс сделали из меня чудовище.
Люди не живут веками, они сменяют друг друга раз в несколько десятков лет, и на месте каждого прежнего человека встаёт новый. Люди меняются, как меняются и их взгляды, меняются их враги и искажается, стирается память, с каждым новым преемником принимая новые очертания. У людей не такой долгой вереницы воспоминаний, те неизбежно искажаются, проходя через новых носителей, и правнуки могут уже не нести прежней ненависти своих предков. Люди умеют становиться другими, они изменчивы, и наравне с преемственностью прежним традициям в них есть место бунтарству против чуждых порядков прошлого.
Люди уже не знают достоверно, с чего всё началось, и у Вэс не было бы никогда собственной ненависти, если бы эльфы её не взрастили своими руками. Те самые, которые не сменялись веками, которые мстят тем, кто никому из них своей рукой не причинил зла: они продолжают эту цепочку, заковывая в неё новые человечьи звенья, и это они калёным железом приплавили Вэс. Роше всего лишь придал ей форму, научил выживать, но не он зародил в ней борьбу — у истоков её стоят Железный Волк и Таландс, и это они сделали из неё убийцу, охочую до эльфской крови.
— Вы наплодите ещё сотню таких, как я, если потеряетесь в собственной ненависти.
И какой тогда конец примет их вымирающая раса, если продолжит создавать себе новых врагов?
Носок сапога попадает по воздуху: проворная Паскуда убирается подальше от Вэс быстрее, чем та успевает задеть его в отместку. Ей остаётся только провожать его внимательным, острым взглядом, с усилием поднимаясь с земли и оставляя вызов без ответа: им обоим ясно без слов, что Вэс придёт.
Закончит начатое.

Относительная трезвость рассудка возвращается к Вэс с удивительной скоростью, и едва ли на неё так благотворно действует одно только отсутствие Драной Паскуды в её поле зрения. Тот взрыв, позволивший ей разом выплеснуть львиную долю наболевшего, высосал из неё чудовищное количество не только физических, но и моральных сил. Из неё вылилось слишком много, вышло с бранью и потом, разлилось так, что едва не опустошило подчистую. Из неё вырвалось столько чёрного, желчного, смертельного и душившего, кропотливо копившегося внутри, точно в ядовитых железах, что теперь, когда запасы опустели, ей требуется время на их пополнение. Когда бешенство больше не давит на мозги, освобождая место для других мыслей, у Вэс появляется возможность подумать о чём-то, кроме обиды на Роше и презрении к прошлому.
Теперь, когда ярость выплёскивается подчистую, опустошая резервуар, освободившееся место поражает простором. И заставляет поразмыслить немного о том, стоит ли тратить столько ресурсов на нечто настолько тяжёлое и, вместе с тем, бесполезное.
Вэс вспоминает, что ей в последнее время прекрасно без всего этого жилось: без этой иссушающей злости, постоянно её отвлекающей и дёргающей нервы, она работает в разы продуктивнее, и на каких-то несколько дней в темерском лагере всё кое-как возвращается на свои места. Помощница командира вспоминает о своих функциях полноценно, действительно помогает ему, когда Роше это нужно, и только отмахивается болтовнёй о тяжёлой тренировке, когда он задаётся вопросами о природе её грузной походки.
Вэс вспоминает, какой была её жизнь до этого: лишённой напрасных вспышек и гневных метаний, глупых сцен и испепеляющих взглядов. Вспоминает, что душу эльфы ей не бередят, а присутствие скоя’таэлей она сносит с определённой долей подозрительности, но без яркой враждебности. Она их не трогает, а белки не трогают её, и им снова прекрасно живётся друг с другом душа в душу, ни на кого не приходится срываться и ничьи косые взгляды её не задевают. Так было до появления Железного Волка и так продолжается, когда он пропадает, обнажая неожиданную, но очевидную истину: от одного только эльфа не меняется вся окружающая Вэс действительность.
Вся её жизнь не возвращается к прошлым временам, когда единственное, на чём она жила, — это на жажде отмщения.
Вэс понимает это умом, и о чём-то подобном она уже слышала наравне с речами о новых обстоятельствах, в которых белки становятся их союзниками. Тогда она была одной из первых, кто пусть и со скрипом, но примирился с этим фактом, а позже давал по носу подстрекателям, но её ясное понимание куда-то испарилось, когда её догнало прошлое. Мучительное, болезненное, за все эти годы задвинутое так глубоко, что Вэс вполне успешно удавалось о нём совсем не вспоминать, — похороненное, но до конца не уничтоженное, восставшее, как оживший мертвец. Вцепившийся ей в ногу и не дающий идти вперёд.
Она не может с лёгкостью обо всём забыть, не может простить или оправдать: пережитое до конца с ней останется, оно с ней срослось и залегло в фундаменте, ей никуда уже от этого не деться. Собственное возмездие — единственное незавершённое дело, последнее препятствие, вцепившееся в неё удавкой. Последнее, что вновь и вновь будет ранить её и выбивать из колеи, будет рождать в Вэс злость и помутнение, бередить душу неисполненной клятвой и памятью о зле, которое нельзя прощать.
Вэс не хочет прощать.
Но она хочет избавиться от этого противоречия. От конфликта разума, твердящего о настоящем, и крови, требующей соответствующей расплаты за пролитое. Решение у этого простое и очень действенное, способное помочь ей раз и навсегда: просто стереть с лица этого мира то, что тянет, тянет вниз, делает Вэс такой глупой и такой одержимой. Такой уязвимой перед собственными воспоминаниями, которые никогда не сотрутся, пока по земле ходит тот, кто их создал.
Вэс просто хочет избавиться от Железного Волка. Уничтожить его — и стать свободной до конца, больше не возвращаться мыслями в тот злополучный лес и в ту палатку, где её насиловали столько раз, что она потеряла этому зверству счёт. Она по-прежнему его ненавидит — последнего, к кому прикован её ошейник, — и по прошествии двух дней снова встаёт в тренировочный круг с мечом в руках, сверля зловещим взглядом пустое место напротив себя. Она по-прежнему его ненавидит: не с былым огнём животного бешенства, но с усталостью семи долгих лет, никогда не отпускавших её до конца.
Эту сраную цепь так тяжело тащить за собой, и Вэс её обрубит. В самом прекрасном из исходов — вместе с беличьей головой.

Отредактировано Ves (2020-04-06 22:21:11)

Вэс выходит на площадку с завидным упорством, как будто совершает ритуал: день за днём, раз за разом ступает в злополучный круг, никак не унимаясь, будто её тащит сюда невидимый поводок. С тем же упрямством, с которым она выходила на поединки, когда только училась быть солдатом, она бьёт, бьёт, бьёт в одну точку, в одну проклятую стену с эльфских лицом, чётко намеренная её однажды пробить. Это становится её главной целью на ближайшее время, неизменной задачей, которую все прочие лишь отодвинут ненадолго, но никогда не перекроют полностью — становится её главным желанием, с исполнением которого для неё в самом деле что-то изменится.
Вэс убеждает себя, что, методично отыгрываясь на Волке, она как-то ему отплатит, и ей в самом деле тогда станет легче. Поэтому и доставать его она стремится с каждым днём всё рьянее, а поединки их становятся ожесточённее, лишаясь показных нравоучений. Вэс причиняет боль и получает её в ответ, стремится ударить посильнее и задеть в самое уязвимое, а после уходит лечить собственные синяки, ссадины, шишки и ушибы. Отряхиваясь от земли и смывая пыльный налёт с потного, грязного лица, чтобы потом опять и опять выходить на их маленькую беспощадную арену.
В какой-то момент в их боях она даже почти что забывает о том, кто стоит перед ней. Почти забывает о том, зачем они оба здесь и что за сила толкает Вэс в этот круг: их спарринг превращается в череду столкновений, за которыми мыслям о ненависти не остаётся места, только расчёт и реакция, оценка убийственно ловких движений и поиск трещин в защитной скорлупе. Когда для Вэс в жаре их схватки стирается личность Железного Волка, он превращается для неё в сложного и на редкость сильного противника, сходиться с которым азартно и… Интересно.  Почти до зарождающегося удовольствия от поединка, которое тут же стирается без следа, когда это наваждение проходит, а эльфское лицо оказывается к ней слишком близко, чтобы снова напомнить о своём паскудстве.
Но это к лучшему, это проще. Если бы столь странное и совершенно неуместное чувство оставалось с ней, Вэс бы забыла о цели.
Недельная пауза хорошо о ней напоминает, множит и концентрирует внутри желание покончить со всем разом. Вэс не бесится, не растрачивает энергию впустую: о, она откладывает свою злость бережно в отдельный уголок, сцеживает её, точно яд, и хранит персонально для Драной Паскуды. Отсрочка её раздражает, незакрытым подвешивает паскудный вопрос, и, чем дольше длится вынужденный перерыв в их спаррингах, тем сильнее Вэс жаждет покончить со всем этим разом. Чтобы больше никогда в жизни не сидеть и не коптиться так неделями и всё перечеркнуть в один момент.
Когда Вэс снова становится в круг, она твёрдо намерена сломать Железного Волка пополам.
Всё остальное её интересует мало, только подбрасывает в топку дров. Непроницаемый вид, верхняя одежда, так и оставшаяся на нём, и оружие в левой руке — если Паскуда думает, что сможет отделаться от неё быстро и не вспотев, Вэс ему это обеспечит. Сметёт его и перемелет в труху, точно жернова, — и он будет волен ползти на все четыре стороны, если сможет подняться.
Она бросается на него со звериной прытью, сразу бьёт по уязвимой правой стороне и давит с первых же шагов, на любые отмашки и парирования отвечая с ещё большим давлением. И, не чувствуя в ответных выпадах прежней привычной силы, не ощущая в них той же мощи и стоящей отдачи, напирает лишь исступлённее, словно стремится наказать Волка за его опрометчивое пренебрежение. Он жестоко, очень болезненно поплатится за небрежность, с которой позволяет себе относиться к этой «дхойне», — Вэс обещает ему это в своих мыслях, вскипая всё сильнее и вспоминая вновь пережитые унижения.
Ублюдские белки не ставили соплячку дхойне ни в грош.
Со злостью отшвыривая в сторону чужой меч и выбивая его из рук, Вэс мощно бьёт целой стопой под эльфское колено, и тот, вопреки обыкновению, падает — Вэс не замечает этой необычной для него слабости, не ищет ей причину, а просто кидается на него следом, как коршун. Её меч падает где-то рядом и, бросаясь на Волка сверху, она ударом кулака в скулу роняет его на землю, пресекая попытки подняться, а сама усаживается на него и прижимает собой. Очередной её удар прилетает симметрично с другой стороны лица, и спарринг теперь таковым не выглядит — он грозит превратиться в обычную драку, в уличную бойню на кулаках.
По крайней мере, к этому Вэс и готовится, замирая с занесённой рукой в ожидании рьяного эльфского сопротивления. Она к нему готова, она его ждёт — пускай только дёрнется, и Вэс с плотно сжатым кулаком обрушится на Волка, изобьёт его, изуродует, превратит его рожу в сплошной фарш, месиво из сломанных хрящей, разбитых губ и вытекших глаз. Пусть только даст ей сигнал, даст ей повод — и Вэс выпустит на него всё своё бешенство, продолжит с радостью эту вечную войну.
Ей никто не мешает. Здесь некому её остановить: сегодня вокруг них нет кружка из свидетелей, некому броситься на защиту паскудного Волка, некому оттащить озверевшую Вэс. Ей ни одна душа не помешает уничтожить его прямо здесь, как она всегда и хотела, абсолютно свободно свершить свою месть, отплатить, отплатить за всё, выплеснув ненависть и превратить его шрамированную рожу в сплошное ничто.
Но Вэс так и сидит. Взведённая, взъерошенная и растрёпанная, одной рукой схватив Волка за воротник, а другую держа занесённой над ним, она лишь дёргает напряжённым кулаком в его сторону, но медлит.
Медлит.
Не может.
Она, будь он проклят, не может его вот так просто избить, не может отыграться, не может по-настоящему сорваться на нём. Так долго лелея мечту об его окровавленной физиономии, так горячо мечтая о его страданиях, Вэс не может в самом деле его изничтожить. Слабая, болтливая, жалкая девчонка, она может только яриться и проклинать его, обещая расплату, — и останавливаться в финальный момент. Сраное трепло.
Вэс гневно кривится, морщится, бесится сама на себя, взглядом мечась по эльфскому лицу. Только тогда, опуская глаза чуть ниже, она замечает выступившую на его правом рукаве кровь, которой неоткуда взяться в бою на тупых мечах, и стискивает зубы от неприятной догадки.
Возможно, слабость была не совсем пренебрежением.
Вэс не может решиться ещё хотя бы на один удар. В момент, когда угрозы пора претворять в жизнь, она раздумывает над тем, в самом ли деле её ненависть того стоит, в самом ли деле она настолько велика и действительно ли Вэс такое чудовище. Действительно ли она так жаждет его страданий и смерти за то, что произошло проклятых семь лет назад, что она всё ещё не может простить и забыть, но что уже не причиняет ей такую же прежнюю боль.
Стоит ли ей тогда причинять эту боль в ответ?
Способна ли на это Вэс и разве она — такая же тварь, как и те, кого она проклинает? Разве она, подобное Таландсу, — одна только ненависть?
Её кулак вытягивается вперёд. Он не влетает на скорости и не бьёт — жёсткие побелевшие костяшки прикладываются к горячему эльфскому лбу и крепко в него вжимаются, так, чтобы Волк как следует их прочувствовал.
— Я, — низко наклоняясь к его лицу, сквозь зубы вкрадчиво произносит Вэс, — победила.
Этот кулак на его лбу, твёрдо приложенный, но так и не решившийся прилететь с силой, — его контрольный.
Больше Железный Волк не будет её партнёром.

— Там на эльфской площадке белка лежит, — как можно равнодушнее бросает Вэс, рукой указывая себе за спину. Несколько темерцев, сидящих в кружке и протирающих своё оружие, вопросительно косятся на неё. — Оттащите его в лазарет.
— Пф, так пусть белки и маются с ним. Мы здесь при чём?
— Унесите, — повторяет она с нажимом. — Нам не нужны проблемы.
Вэс убеждает себя в том, что поступает так исключительно из соображений практичности. Только потому, что им в лагере не нужны полудохлые, истекающие кровью эльфы, оставшиеся валяться на земле, и исключительно в их общих интересах.
Не из-за совести, нет. И, разумеется, совсем не потому, что Вэс скорее хотела бы оставить его в живых.

Отредактировано Ves (2020-04-22 16:42:53)