С удивлением глядя на то, как незваный гость пытается встать на задние лапы, Йеннифэр думала ровно об этом — видать, не все коты падают на лапы, конкретно этот явно пару раз шмякнулся с забора или дерева головой вниз. Чего хотел, что пытался сделать? Кто бы мог подумать, что в этой маленькой голове происходит
. . .

The Witcher: Pyres of Novigrad

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » The Witcher: Pyres of Novigrad » Библиотека в Оксенфурте » [1268, апрель] Горе, тем, кто не мог быть смел


[1268, апрель] Горе, тем, кто не мог быть смел

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

https://sun9-33.userapi.com/c854220/v854220916/204de5/D_VnB7Ce4DU.jpg

Дата и место: Апрель, 1268 год,
окрестности Дракенборга

Участники: Iorveth, Ciaran aep Easnillen

Сюжет эпизода:
Пускай у scoia'tael и не было многого, но они мирились с этим пока была цель и надежда на светлое будущее . Юноши и девушки зубами вырывали его у людей, боролись за свое место в поделенном dh'oine мире. Зубами без клыков, совершенно не приспособленными для охоты и насилия.
Но цена оказалась слишком высока – от сражавшихся Aen Seidhe отреклись, лишили лидеров и Долины Цветов.

Точка в войне поставлена, но колесо событий не останавливает свой ход. Что-то кончается, а что-то начинается.
И пусть плачь осиротевших бельчат не длится слишком долго.

Отредактировано Ciaran aep Easnillen (2020-03-03 21:50:20)

+1

2

Примечание: эпизод старый, ведется у этого персонажа от первого лица

“Свобода или смерть!”
Надпись на Старшей Речи выделяется среди множества подобных на стене камеры смертников в Дракенборге.
Кто-то из своих. Не здесь, не сейчас. Судя по всему, надпись уже давняя. Притягивает взгляд, заставляя спрятать усмешку.
Свободы нам точно не светит. Нильфгаардцы болтали про амнистию, но я уже знаю - мы все обречены. Тридцать два офицера “Врихедд”, выданные Северу по условиям какого-то мирного договора.
Тридцать два офицера, что сражались за черные знамена с золотым солнцем. Проливали кровь за dh’oine, по их приказам.
Посылаемые в самую гущу. Там выжили не все. Им повезло. Они так и не увидели главного.
Нас всех использовали и выбросили, едва мы стали не нужны. Отдали на смерть, предварительно помахав свободой перед носом.
“Сволочи”.

Все, что осталось от моего гнева. От того самого гнева, что выпустили офицеры, едва услышали такой приговор.
Амнистия, говорите?
Ей даже не пахнет, d’yaebl! Сколько мы здесь уже сидим? В этой душной камере, где гниют узники, ожидая решения своего приговора.
Все, что я вижу в глазах своих собратьев - пустоту. Нет сил злиться, нет сил кричать. Какой в этом толк?
Глаза, что раньше горели надеждой, готовностью сражаться, сейчас пусты. Все, что есть - обреченность.
Все молчат. Давно сорвали голоса в криках, выпуская свою ненависть. Которую так никто и не услышал. Им плевать.
Плевать и мне. Даже тогда, когда открывается дверь и стражник начинает поочередно называть имена, предварительно оповестив, что нас переводят?
- Куда? - хриплый шепот де Рео, что так и остается без ответа. Слишком тихий, чтобы к нему вообще прислушивались.

Едва звучит мое имя, медленно поднимаюсь на ноги, отделяясь от стены. Надпись про смерть и свободу перестает маячить перед глазами. Протягиваю руки на выходе.
Веревка давит на запястье, сковывая их намертво. Узлы трут кожу. Dh’oine даже не церемонится.
Боль отдается в предплечьях. Не сильно, легким отголоском. Толчок в спину, иду вслед за остальными. Нас, кажется, семеро. Не считаю. Мне все равно.
Сил не осталось даже для сопротивления, не говоря уж и о большем.
Рубаха, старая, тонкая, дырявая, пропиталась потом, волосы спутались. За все это время я к ним даже не прикасался.
Но я не опускаю голову. Держу спину ровно, несмотря на скованные руки, не опускаю взгляд.
Что бы они не собирались делать, я не дам им даже малейшего повода думать, что они меня сломали.
Но совсем в этом не уверен.

Ветер обдувает лицо, щурюсь от солнца. Тусклое, после темной камеры, кажется нестерпимо ярким, будто бы бьет в глаза.
Морщусь, все же опуская голову. За спиной слышу довольный смешок стражника. Да чтоб ты им захлебнулся!
Злость возвращается. Постепенно, по крупицам. Мимолетное желание развернуться, изо всех сил двинуть ему в рожу связанными руками.
Но вокруг есть и другие. Стоит ли этого - подохнуть прямо здесь?
Это будут обсуждать. Не дам им повода.
Сжимаю ладони в кулаки до боли. Веревки сильнее впиваются в запястья, но это помогает мне очнуться.
Я все еще жив. Я все еще не хочу умирать по условиям dh’oine.
С этой мыслью залезаю во фургон, куда уже отправили остальных.
Если есть хоть один шанс, даже крохотный - не умереть - я им воспользуюсь.
Или заберу с собой столько dh’oine, сколько смогу.

***

Свет уже не такой яркий, едва нас снова выпускают на открытое пространство. Бесцеремонно дергая за связанные руки, вытаскивают из фургона, одного за другим.
Все ослабли. Устали. Выжжены. Но не падает никто.
Остаются силы лишь смотреть на dh’oine взглядами, полными агрессии. Все, что мы сейчас можем, но хотя бы это.
- Они ваши, милсдари, - короткий, сухой комментарий одного из стражников. Они снова садятся в фургон и уезжают. Стук подков лошадей раздается эхом по ущелью.
Ущелье? Только сейчас у меня получается разглядеть это место, где нас высадили.
Позади - лес. Перед нами - резкий обрыв со скалы. Где-то в небе кружат стервятники. Или это гарпии? Неважно.
Твари, падальщики, готовые поживиться нашими трупами. Даже не Дракенборг. Не виселица на площади. Какое-то ущелье, где даже как следует не похоронят. Скормят этим летающим тварям наши трупы, вот и все.
Не та смерть, которую заслуживают Aen Seidhe. Это неправильно. Нас здесь не должно быть.

Я словно просыпаюсь. Резко поднимаю голову, с вызовом глядя на двух наемников, что перед нами. Они объясняют, что им заплатили за нашу смерть. Они перекупили нас у стражников, чтобы казнить здесь, в этом месте. Собственноручно, для тех, кому когда-то перешли дорогу скоя’таэли. Именно мы. Им, кажется, тоже. Лица вроде знакомые, но я никогда не утруждал себя запоминать облики dh’oine, с которыми приходилось сталкиваться.
Все на одно лицо. Только единственное я запомнил, хорошо запомнил. Крепко сжимаю зубы, кулаки напрягаются сильнее, веревки режут запястья невыносимо.
Du maere! Я ведь так и не добрался до этого темерца. А теперь уже и не доберусь…
Единственное, о чем я сожалею на пороге смерти.

Страха нет, есть только гнев. Тихий, спящий внутри, но осязаемый. Растущий с каждым взмахом кинжала по горлу офицеров, что передо мной.
Это я вижу перед смертью. То, как умирают мои собратья. Как истекают кровью с раны, а после dhoine отправляет их вниз, одним небрежным толчком. Некоторые еще живы, когда падают, но я не слышу их криков. Эхо доносит предсмертный хрип, когда эльф захлебывается кровью.
Я тяжело дышу, понимая, насколько же отвратно и жутко все это слышать. Но все еще не боюсь. Нет, не боюсь.
Даже мелкие крупицы страха я все еще прячу за гневом.
Коиннеах предпоследний, прямо передо мной. Тихое “Va faill”, когда я ловлю его взгляд и неожиданно он подмигивает, пряча хитрую ухмылку.
Упрямец, до конца не собирается показывать dh’oine свои эмоции.
Но я ошибся.
Все происходит буквально за пару секунд.
Едва к нему подходит dh’oine, мой друг изворачивается, бьет его головой в живот, отправляя вниз, в ущелье. Долгий протяжный крик обрывается хрустом - видимо, сломал себе шею.
- Vrihe… - победный крик офицера обрывается на полуслове. Второй-то не дремлет, его кинжал летит прямо в горло Коиннеаха, а со скалы он сорвался уже сам.
Боролся до конца.

Dh’oine быстрее меня. Попытка сбить его с ног подкатом заканчивается тем, что он валит меня на землю, нависает сверху, держа кинжал у горла.
- Думаешь, вы умнее нас, эльф? Ты последний, связан и обезоружен, а у меня есть эта малышка. Одно движение - и ты мертв. Ух, ну и жратвы сегодня у стервятников и гарпий, даже завидую! Хотя и будут жрать такой мусор, как и вы, солдаты тут нашлись.
Он смеется, я морщусь от запаха перегара прямо в лицо. Силен, гад, даже шанса не оставляет вырваться. Знает свое дело.
Но если он считает, что я буду умирать пол его отвратительный смех, то не на того напал. Пусть он меня зарежет как свинью и выбросит вниз, как ненужное тряпье - плевать.
Я остался один - все мертвы. Есть ли смысл пытаться выжить? Молча умирать не буду.
Они этого от нас хотят, да? Молчания, покорности, чтобы эти поганые эльфы знали свое место и не высовывались?
Ладно,dh’oine, может быть, вы и победили. Но и мы не проиграли.
- Завидуешь, значит? А сам чем питаешься, dh’oine? Помоями, что готовит твоя слабоумная мамочка? - остановиться сложно. Чужой язык, на котором говорят dh’oine непривычно звучит со своей стороны, разбавленный хрипотцой после многодневного молчания. В голове мелькают все любимые выражения краснолюдов. - Ну давай, убей меня уже. Убей и иди за своей наградой, на которую нажрешься, снимешь шлюху в борделе и на хер ее накрутишь, может хоть что-то она и почувствует. Или тебя твои нанимали уже выебли? Хотя, вряд ли. С твоей-то харей не удивлюсь, если у тебя вообще не встает, потому что давно забыл, как это делается.
Он может собой гордиться. Ни один dh’oine в свой адрес не слышал от меня так много слов.
- Ах ты мразь остроухая!..  - он шипит, когда его лицо краснеет от гнева и перекашивает. Я что, попал в точку?
Уже неважно. В правом глазу вспыхивает резкая, острая боль, переползая на щеку. Вся правая часть лица горит, а я не сдерживаю крик боли.
По лицу течет что-то теплое - кровь. Боль сковывает все тело, не позволяя даже пошевелиться.
И краем сознания я отмечаю, что уже не скован в движениях, не считая все еще связанных рук. Боли на запястьях не чувствую. Боль в глазу и на правой стороне лица перекрыла все.
Куда исчез этот dh’oine?..

[icon]https://i.imgur.com/4joLxLp.png[/icon]

+1

3

Эльф сидел на дереве с ощущением, что его бросили здесь, пускай оснований сомневаться в сородичах, у него не было. «Из нас ты лучший стрелок, поэтому пойдешь один» - сказал ему партизан в три раза моложе его. Тебе-то лучше знать, мы едва знакомы. Он давно не оставался наедине с собой так долго и пускай эльф не водил дружбы с соратниками, но к их обществу быстро привык. Белки научили его стрелять и махать мечем, а каждый убитый его рукой человечишка заставлял его сердце трепетать. Хотя он понимал, что этим он мертвых не вернет.
Он старался переключить свое внимание на насущные проблемы его новой жизни. Да, у него была ясная цель, но вопрос как к ней подступиться ввергал Киарана в отчаянье. Место где держат их капитанов идеально. Оно отражает всю суть человеческой натуры и мысли. Грубый, прямой камень, слепленный из говна и палок с крохотными отверстиями – окнами. Эта простота делала невозможным для оставшихся партизан проникнуть в крепость. Слишком много патрулей и широких коридоров без удобств или хлама, за которым можно спрятаться. Под фортом нет эльфских руин и тайных тропок, которые не раз помогали застать врага врасплох. Поэтому несколько выживших scoia'tael не придумали ничего лучше, чем разделиться и следить каждый за своим участком, на случай если выпадет шанс выцепить кого-то из форта.
Шла третья неделя, а на территории Киарана было глухо. Он теребил в руках мешочек со скудным остатком пищи. Сколько будут бегать бельчата без лидера? Лучник не верил, что это продлится долго. Куда пойдет молодняк с кипящей кровью? В город им путь заказан – там любой нелюдь враг и убийца. Сотни невиновных так и будут погибать даже после окончания войны. Но это все равно произошло бы рано или поздно, я-то знаю. Рядом с dh’oine нашему брату жизни нет. Судьба подкинула Киарану приключений, когда он был расслаблен и меньше всего к ним готов. Он спустился с дерева и притаился, потому как расслышал неестественные для леса звуки. Вскоре стало ясно, что приближался фургон, сопровождаемый стражниками. Они явно спешили и гнали лошадей так, что те с лёгкостью могли переломать ноги.
Все знают об эльфской грации, однако какими бы легкими не были ноги Киарана, он не мог соревноваться в скорости с лошадьми. Остроухий следил за дыханием и бежал так быстро, как это возможно. В голове ощутимо шумело, но он игнорировал это так же, как  вопящее от нагрузки тело. Главное не отстать. Они остановятся. Когда лес начал заканчиваться, фургон вдруг выехал ему навстречу. Бессмысленно! Эльф скрылся за деревом и смог разглядеть, что фургон стал легче. Ущелье впереди идеально подходило, чтобы избавится там от чего-то и раз Киаран не планировал сегодня самоубийственных, но благородных подвигов, он дальше побежал именно туда, а не за телегой с охраной.
Долина взвыла. Это был тот самый дурной знак, который говорил, что остроухий движется в верном направлении. Киаран попытался ускориться, хотя тело и без того действовало на грани. Двое боролись на земле, поэтому он не решился стрелять. Когтистой хваткой он оттащил человека за одежду и швырнул на бок. Он стукнулся головой о каменистую почву, но только сильнее сжал рукоять кинжала и замахал им перед собой, отталкиваясь другой рукой, пытаясь подняться. Разбираться тут не было нужно. Киаран наступил на опорную руку человека, перенес на нее почти весь свой вес, тут же поймал другую и вонзил его же кинжал в ключицу. Лезвие пошло плохо, враг сопротивлялся и тем самым только уродовал рану. Оружие разрывало мясо и мышцы, погружая свою жертву в агонию. Человек потерял свое преимущество с самого начала, и у него не оставалось шансов. От всей крови вокруг, от всех барабанов в голове и жажды жизни, Киаран забил его как скот. Все произошло слишком быстро. Бесконечно долго.
Выброшенный кинжал, поскакал по породе все дальше, когда тело перестало сопротивляться.
- Живой? Дерьмо, ну и досталось тебе, - лучник накрыл рану чистым платком, который сразу пропитался кровью. – Ты ведь живой? Не умирай, слушай меня, - он одновременно пытался отдышаться. - Спокойней. Киаран я, стрелок, Румрах был моим капитаном. Все кончилось. Рядом моя стоянка. Подлатаем тебя.
Остроухий во многом лукавил и говорил на всеобщем. Все же большую часть жизни он был для него основным, а тут критическая ситуация. Пока он оказывал сородичу первую помощь, успокаивал себя и его болтовней. Рана была ужасна. Половина лица превратилось в кровавую кашу, и было невозможно определить насколько все плохо. Возможно сородич умрет у него на руках. Снова.
- И не с таким живут, ты в надежных руках, - остроухий перевязал так, как его учила жена, закрыв раненому оба глаза. – Сможешь встать? Я видел стражников, они могут вернуться. Только избавлюсь от тела, вы шумели.

+1

4

Боль парализует и словно раскалывает голову на две части. От боли тяжело дышать. Вот что чувствуют перед смертью?
Тяжести dh’oine уже нет, даже получается сесть. Ладонями упираюсь в каменистую землю, все еще чувствуя, как кровь заливает лицо. Правым глазом ничего не вижу, левым ничего не разглядываю. Будто бы совсем ослеп.
Звуки борьбы рядом, понимаю, что здесь есть кто-то еще. Нужно подняться и что-то сделать, но шевелиться трудно, когда накатывает слабость от потери крови.
Борьба заканчивается, судя по тому, как прекратились звуки. И никто не спешит скидывать меня вниз, в это ущелье.
Туда, где лежат тела моих друзей и собратьев. Уже мертвых.
Туда, куда последним упал Коиннеах, борясь за жизнь до конца.
Но ничего не вышло. Они все мертвы. Тридцать один офицер “Врихедд”, выданные нордлингам для казни.
Бригада, которую направляли в самые горячие точки, не жалея, а мы возвращались обратно живыми, принося этой их империи очередную победу, еще надеясь на наше светлое будущее.
Вот она - ваша благодарность, проклятые dh’oine. Вот чем вы оплатили нам за военную присягу, которую мы держали. Мы могли плюнуть на все и остаться, когда бежали за Яругу.
Прав был Риордаин. Прав, как никогда.
За это мы заплатили своими жизнями. Только я все еще почему-то жив.

Поврежденной части лица касается мягкая ткань в чужой ладони. В ушах звучит голос. И он явно не принадлежит dh’oine, который должен был меня убить.
Головная боль не отступает, но информацию я усваиваю. Свой… Только почему-то на всеобщем говорит, да еще и почти без акцента.
Почти. Ни один Aen Seidhe не перепутает своего с кем-то еще.
- Живой. Удивительно, правда?
Кажется, я в небольшом шоке от всего случившегося, и подсознание работает быстрее меня самого, переходя на легкую иронию. Защитная реакция, чтобы…
Что?
- Смогу, наверное.
Перевязка закрывает все лицо, я все еще не могу пошевелить правым веком, но левый глаз закрываю легко, едва ткань пересекает лицо. Правая сторона все еще болит, но, кажется, я начинаю привыкать.
Протягиваю руку, цепляясь за плечо этого парня, что представился Киараном. Что-то знакомое, но голос я не узнаю.
Отвратительно - тыкаться вслепую!
С усилием поднимаясь на ноги, позволяю себя увести отсюда. Медленно идем, аккуратно.

Осознать происходящее получается с трудом. Еще с утра моим импровизированным “домом” была камера в Дракенборге. Место, откуда только один выход - на виселицу.
Нам даже не оставили возможности умереть там. Отвезли сюда, зарезали, как свиней, выкинули в яму.
Гордые Aen Seidhe остались в ней гнить, приманивая трупоедов. Не та смерть, которую мы заслуживали. Но та, которой нас удостоили dh’oine.
Вот так и кончилась эта война. Мирным договором, который выгоден королям и императору. Они разделили все, что могли, но кого-то ведь нужно было принести в жертву, верно?
Выбрали нас. Никто не удивился подобному. Нельзя сказать, что мы этого не ждали.
Только реальность все равно бьет наотмашь - больно, кроваво, заставляя скрывать лицо под импровизированной повязкой.
Где-то я слышал, что я достаточно везуч. Да вот только везение ли это? Видеть своими глазами смерть друзей и соратников, сородичей, которых и так осталось мало.
Получить сильную рану, быть спасенным незнакомцем.
Делать-то мне теперь с этим что?
Вопрос стучит в больной голове даже тогда, когда мой спутник опускает меня на лежанку.

Тяжело дышу, постепенно успокаиваясь. Я не вижу, где мы, могу только осязать. Твердую поверхность лежанки под задницей, ветерок - открытыми участками тела и даже сквозь повязку задевает уцелевшую часть лица…
Уцелевшую.
Уцелевшую, чтоб их.
Сложно оценить повреждения, когда болит каждая клеточка головы, да так, что хочется взвыть и отрезать самому себе ее нахер, лишь бы прекратилось.
Рискую открыть глаза. Открывается только левый. Сквозь повязку вижу свет и чей-то силуэт. Очевидно, Киарана.
Эй, да ведь он мне жизнь спас только что! Можно сказать, что подобного со мной не случалось.
Я не рвусь снять повязку, но приоткрыть левую часть мне нужно. Поднимаю руку - она чуть дрожит - аккуратно сдвигаю ткань наверх. И наконец-то ловлю его взгляд.

- Мы раньше не встречались?..
Эльф мне незнаком, но его я, кажется, видел. Может быть, в чьей-то бригаде. Может быть, уже во “Врихедд”.
Я ведь не знаю, что стало с остальными. Солдатами, что шли за нами, исполняли наши приказы. Сидели себе в неведении, когда офицеров собрали и зачитали свое решение с копии дурацкого мирного договора.
Их не выдали, но места им нет нигде. Ни в Нильфгаарде, ни в Dol Blathanna. О последнем лично позаботилась ведьма Финдабаир. Где они сейчас? Кто из них выжил?
Куча вопросов, узнать ответы на которые у меня и шанса быть не должно.
Разглядываю его внимательнее. Не выглядит, как какой-то полуэльф с жуткой примесью крови dh’oine, но и взгляд чуть другой. Не того, кто был оттеснен в Синие Горы, никогда не зная жизни где-то в шумном месте.
Прищуриться мне стоило еще одной легкой вспышки боли. Утихает она постепенно. Теперь только ноет. Сильно, ощутимо, но к такой я давно привык.
За сотню с лишним лет привык.

Где-то с краю сознания всплывает мысль, что надо бы представиться.
- Йорвет. Один из офицеров бригады “Врихедд” под командованием полковника Фаоильтиарны…
Фраза обрывается посередине, сильно уколов болью уже в груди. Нет больше “Врихедд”, нет больше офицеров и…
Исенгрима тоже нет. Я же, вроде, почти смирился с этой мыслью, когда его уводили с барки?..
Сейчас не время. Сейчас мне нужно понять - что, собственно, со мной.
- Никак не могу открыть правый глаз.
Голос ровный, но предательски дрогнул, выдав легкую панику. Взгляд не выдерживаю, опускаю вниз. Рана беспокоит. Очень сильно беспокоит.
Как и собственная отрешенность.
Потому что я знаю, что будет после нее.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

5

Пленник действительно жив, голос тверд, а разум чист. Киаран надеялся, что он ошибается на счет травмы и на самом деле все не так серьезно. Погоня, возбуждение после драки, залитое кровью лицо – тут и медик может ошибиться.
После того, как эльф спихнул тело в пропасть, помог сородичу встать. Тот доверился ему, ничего не говоря и Киаран подержал эту тишину. Хорошо, что он не видит. Эльф сам бы хотел не видеть. Пускай он не был свидетелем всех событий, но кровавые следы на породе рисовали ужасающую картину, подстегиваемую воображением. Она останется тут до тех пор, пока десяток дождей не отчистят камень. Не похороненные тела братьев намного дольше будут доказательством человеческого зверства. Киаран же никогда не забудет об этом событии. Он знает, что память вернется снова с чувством вины за то, что не смог спасти больше, что не уберег от увечья того, что рядом с ним. На эльфа нахлынули воспоминания и о его семье, которую он подвел. Теперь я могу сражаться. Могу. Теперь я другой, и он тому подтверждение. Пленник опирался на него, дышал, ступал медленно и осторожно по лесу, от его тела шло тепло. И впервые за много месяцев Киаран улыбнулся.

Шли долго, но без происшествий. Хранили молчание, а раненый показывал необыкновенную твердость духа. Покалеченным, идти в слепую с незнакомцем бок о бок, рискнет не каждый. Киаран присмотрел пару мест, откуда можно собрать ингредиенты для мази. В лагере находился скудный запас того, что может помочь при такой ране, а лекарств, спирта или алкоголя, не было вовсе. Осложняло еще то, что в это время года земля только просыпалась и необходимые травы просто-напросто еще не проросли.
Лучник аккуратно помогает эльфу сесть на лежак, а сам подбегает достать сумку из ямы, засыпанной прошлогодними листьями. Тут где-то было масло, посуда. Так, еще тряпки, лук, сухие грибы, яблоки… Киаран выкладывал все необходимое из сумки, на минуту отвлекшись от посетителя, как к нему обратились.
— Мы раньше не встречались?..
Эльф разозлился, соскочил с места к горе-пациенту.
— Куда ты лезешь своими грязными пальцами! Я еще не обрабатывал рану, не чем было, а ты делаешь только хуже, — остроухий не кричал, но говорил сердито. — Сиди пока, отдыхай. Мне нужно время все подготовить и сделать тебе нормальную перевязку.
Только он расслабился как сородич устраивает такое. Конечно может и пустяк, но для Киарана, взявшего за него ответственность непростительный проступок. Вытащить-то он его вытащил, но сейчас следует самый сложный этап – выходить. Травма на лице дело не шуточное и истощённый заключением организм может не справится с ним. Медленно угасать от болезни, выбравшись из клетки не достойно для того, что был готов погибнуть в бою за свободу.
— Йорвет. Один из офицеров бригады “Врихедд” под командованием полковника Фаоильтиарны…
— Может и встречались, - он тяжело вздохнул. — Я был в подчинение у другого офицера, Румраха. Он готовил лучшего зайца, что я когда-либо ел. А с другими мы, простые войны, не пересекались. Почти. Так что не беспокойся, что не знакомы, таких как я десятки. Всех не запомнишь.
Киаран отметил за собой болтливость, но ту, что без причины. Ему было приятно видеть другого эльфа, несмотря на все обстоятельства их знакомства.
— Никак не могу открыть правый глаз.
— Подожди, надо подготовить перевязку. Только для того чтобы поглядеть что там да как нельзя беспокоить рану. Я не медик, так что не могу делать прогнозы из того что увидел мельком, — он сунул в руку офицера немного долек сушеных яблок. – Ешь по одной. Тебе надо привыкнуть к пище.
Киаран подготовил перевязку из тряпок, найденных в сумке, достал флягу с кипяченой водой и вылил половину в железную миску. Рядом поставил кастрюлю для грязных «бинтов».
— Сейчас мы снимем тебе повязку, промоем вокруг раны водой, и я тебя опять замотаю, понял? – дождавшись утвердительного кивка продолжил. — Старайся не дергаться и главное! Не трогай руками лицо.
Руки эльфа совсем не дрожали. Ну может слегка из-за холодного ветра и перенапряжения в той схватке. Он знал как это делается, так что сможет помочь.

+1

6

Много их было, солдат таких. Нильфгаард хорошо постарался, обеспечив себя эльфской поддержкой. Даже, пожалуй, слишком хорошо.
Началось-то оно когда - лет шесть назад. Тогда у нас появилась цель. Тогда мы уже были не просто теми, кто пакостит dh’oine по мелочи на правах разбойничьей hanse.
Первый раз всерьез мы взялись за мечи и луки, когда сражались за Dol Blathanna.
Отвратительный был бой. Сдали Долину, забились в пещеры, зализывая рана. Немногие живы были из тех, кто помнит, как Исенгрим Фаоильтиарна получил свой отличительный знак - шрам, что тянулся через наискосок по его лицу.
Вздрагивали, пугались, а я уже привык. Ему, кажется, такая реакция окружающих была только на руку.
Многие Aen Seidhe, живущие в Долине, остались без дома. Исенгрим потерял тогда младшего брата.
Один из худших периодов в нашей жизни. Никто не обещал, что будет легко, но к такому даже мы не были готовы.

Никто из нас не верил dh’oine, но верили Исенгриму. Нильфгаард был заказчиком террора на севере. Подкупили нас обещанием вернуть нам Dol Blathanna.
Исенгрим не принимал такие решения от балды. Раз он принял это предложение, значит взвесил все “за” и “против”. Значит, что-то было в том Нильфгаарде.
Только позже мне стало это понятнее. В их взглядах, обращенных к нам, не было никакого презрения, как у нордлингов. Слегка опасались, смотрели как на чужаков, но совсем иначе.
Это не подкупило. Но давало свои условия, чтобы с ними было возможно работать.
Нельзя сказать, что мы не хотели этого. Или в голову бы нам не пришло, нет. Очевидно, что предложение южан стало лишь катализатором.
Так на трактах появились скоя’таэли.

Нам словно развязали руки. Да, мы теряли своих, но делали то, чего всегда и хотели. Грабили обозы, жгли деревни, убивали dh’oine. Забирали у них все, что могли. Никого не щадили. И стыдиться тут нечего. Они, когда-то давно, снесли наши города, построив на фундаментах и костях свое уродство. Множество развалин от наших бывших поселений ушло под воду и гниет там.
Когда-то у нашего народа была нормальная жизнь, но нас ее лишили. Немного осталось тех, кто видел Белую Розу живой, но все знали эту историю. Следовали ее идеалам, умирали с ее именем на устах. И обещали себе не повторять то, в чем она ошиблась.
Dol Blathanna нам вернули. Францеска Финдабаир стала там королевой.
Чушь! Марионеточное государство Нильфгаарда, куда нет хода террористам. Тем, кто проливал за Долину кровь, снова и снова. Тем, без кого бы не было всего этого.
Нас использовали. И приговор офицером, оглашенный после подписания мира, лишнее тому доказательство.
Что касается Enid… Где была эта ведьма, что заботится о своем народе, когда вешали офицеров? Где она сейчас, когда такие, как этот Киаран, все еще шарятся по лесам, пытаясь выжить?
Злость снова поднимается изнутри, но не выходит наружу. Не на кого ее выплеснуть.
- В Дракенборге отдохнул уже! - тем не менее, бросаю эту фразу раздраженным тоном, в ответ на замечание этого парня.
И ведь верно, отдохнул. На всю оставшуюся жизнь отдохнул. Которая вот-вот должна была оборваться. Но этого не случилось, потому что мы - те офицеры и солдаты, кто сражался за Нильфгаард и этих проклятых dh’oine - не бросаем своих. Никогда.
Вера в светлое будущее? Чушь. Мы умудрились просрать все полимеры, и вовсе не потому что виноваты в этом сами.
Нас просто использовали. Снова. Ничего в этом мире не изменится, пора бы уже это признать.
Да, я все еще жив. Только вот на кой хрен, а? Еще неизвестно, что у меня с лицом.

- Почему ты вмешался? Почему меня спас?
Глупый вопрос, когда сам ответ на него знаешь. Но мне важно услышать его. Мы не впервые виделись, но встречи были настолько мимолетными, что мы даже друг друга могли и не запомнить. Мелькает знакомое лицо, и все.
Почему-то мертвых помнишь лучше, чем живых. Все четверо двоюродных братьев Исенгрима. Йарран, что был мне другом и наставником. Каждый эльф из моего отряда, разгромленного темерским спецотрядом. Эхеля помню лучше всего. Но не видел, как он умер. Занят был, целясь кинжалом в Вернона Роше, выбивая тем самым оружие из его рук.
Конечно. Роше. Пережил ли этот темерский ублюдок войну? Если да, то у меня есть цель. Найти его, вскрыть ему наконец-то глотку.
Но говорить-то легко. Куда я теперь, с таким покореженным лицом.

В руках оказывается еда. Благодарю только сдержанным кивком, ощутив тупую боль в лице. Так, а теперь…
Не шевелиться, вечно?
- Не медик, говоришь? А ведешь себя, как медик, - чуть насмешливо. Вспоминаю Кэллу, что лечила после потери Долины, до того, как в пещеру внесли тела Исенгрима и Йаррана. Первый едва дышал, второй уже нет.
Теперь и Исенгрима тоже нет.
Подсознание отказывается верить в это. Осознать, принять, пропустить через себя. Будто бы все сейчас замкнулось вокруг поврежденного лица, этого тихого леса, долек яблок, которые не утолят настоящий голод, но делают легче.
И Киарана, промывающего мою рану.
- Насколько там все плохо? - в момент, когда он заканчивает промывать. Тихо, серьезно, не отрывая от его лица взгляда левого глаза, потому что правый по-прежнему мне недоступен.
Не нравится мне его выражение лица. Совсем не нравится.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

7

— Восстанавливаться это тоже дело. А спасал не тебя, а пленника из Дракенборга. И именно для этого я и несколько других, основались здесь неподалеку от дорог.
Платок отодрать сложнее всего. Он основательно пристал к ране вместе со свернувшейся кровью. Киаран старался убрать его аккуратно, но быстро, чтобы не затягивать муки сородича. То что он увидел, стразу отозвалось спазмом в желудке. Пусто. Правого глаза не было, на его месте мясное месиво с рассечённым веком. С таким он не сталкивался и не знал, как лечить. Лечат ли такое вообще, если нечего?
— Насколько там все плохо?
— Рваная рана, стоило бы зашить. Но у меня нет ни иголок, ни нитей, - оттягивает как можно дольше, будто их время бесконечно. — Но глаз… Ты и сам чувствуешь, да?
Пока промывает кожу вокруг разреза, сморит виновато, словно это он ранил Йорвета. Потерять глаз для лучника, это катастрофа. Заиметь такую яркую примету для партизана, это верная гибель. В этом и в смерти других Aen Seidhe был виноват Киаран. Не смог спасти, прибежать раньше. Разорвать того dh’oine на куски еще раз и дольше, чтобы мучился. Выл от беспомощности так же, как его сердце.
Рваную плоть пока не трогает. Перевязывает чистыми повязками, оставив левый глаз открытым. Доливает в кастрюльку оставшуюся воду, чтобы постирать платок с тканью позже.
— Перевязку будем делать примерно каждые три часа. Мне конечно льстит, что напоминаю тебе медика, но мои знания сильно ограничены. Йорвет, ты останешься со мной? – он сделал паузу, чтобы дать бывшему пленнику все осознать. — Буду откровенен, не уверен что другие остались на своих местах. Так что не хочу рисковать и бросать тебя здесь, чтобы найти помощь. До следующего лагеря день хода в одну сторону.
Киаран знал еще несколько способов, для обеззараживания и заживления порезов. Один требовал большей подготовки и он его использовал, а другой был… на его взгляд специфичный, но простой в исполнении. Там нужно было запечь в углях лук и приложить его к ране на день. Лук у него был. Вот только одно дело порезать палец при готовке, а другое срастить две половины лица.
— Сейчас буду готовить мазь для следующей перевязки, буду недалеко и быстро вернусь. Схожу за ингредиентами. Если что, свисти.
Они были в лесу. Это хорошо. Лес живой и всегда помогал эльфам когда домом, а когда укрытием. Так же он был ценным ресурсом трав и еды. Пускай ранней весной лечебные растения еще не выросли, но он всегда мог предложить альтернативу для тех, кто хорошо знает его. Киаран собирался воспользоваться его гостеприимством и собрать для себя смолу с сосны, которую отметил по дороге. Он возьмет немного – не больше необходимого, чтобы не настраивать лес против себя. Если будет нужно, лучник сходит еще раз.

+1

8

Конечно. Мог бы и сразу догадаться.
По сути, я и догадался. Сознание после Дракенборга, жившее не один с мыслью, что я вот-вот умру, так и не переключилось, защищало меня от ужасной правды всеми возможными способами.
Не могу открыть правый глаз? Разумеется. Потому что его у меня теперь… нет.
На это указывают все признаки. Я им не вижу, я не могу даже пошевелить веками, чтобы разлепить и посмотреть на мир двумя глазами, теперь уже никогда не смогу.
Выражение лица Киарана, на котором написано… что? Простое сочувствие или самая настоящая жалость?
Всегда ненавидел это чувство. Никогда не жалел ни своих врагов, ни своих союзников. Унизительное это ощущение - тебя жалеют.
Поневоле поджимаю губы, что дрогнули секунду назад, пока осознаю этот факт. Можно сколько угодно пытаться от него бежать, но разве это что-то изменит?
Если верить, что оба глаза на месте, новый же от этого не вырастет.

Теперь учиться с этим жить. Прекрасно! Значит, теперь пострадала моя меткость, которую многие уже называли легендарной не первое десятилетие. Когда-то я мог сбить падающий с дерева лист точно по центру. Моя стрела была способна настигнуть птицу в полете прямо в сердце.
Не говоря уж о том, сколько раз я продырявил каждого dh’oine с помощью лука.
Теперь что? Обзор уменьшился наполовину, жестко отсеченный чужим ножом под резкое ощущение боли, которое я никогда не забуду.
Мог бы промолчать. Дурак. Но разве я мог предвидеть, что останусь жив? Был уверен, что те мои слова в адрес моего личного палача - не стражника в реданской форме у эшафота, а грязного наемника возле ущелья с пищей для гарпий - будут последними, которые я скажу.
Aen Seidhe, если повезет, умирают также, как и жили. С гордо поднятой головой, без страха, с презрением к поганым en pavien fuelk, смело глядя в лицо своей смерти.
Я собирался умереть также, раз уж это оказалось неизбежно. Коиннеах боролся до конца, выиграл немного времени, устранил одного из них.
Мог ли я предположить, что этот dh’oine решит сначала покалечить меня, и лишь потом сбросить в ущелье?
Мог ли я догадаться, что где-то рядом есть помощь?
Изменилось ли бы хоть что-то, если бы я знал подобное?
Не уверен, что нет. Ни в чем не уверен. Какая разница? Вспять время уже не повернуть, вот оно - мое настоящее, моя жизнь после смертного приговора.

Казненные офицеры “Врихедд”, погибшие под Бренной солдаты, что сражались за свою надежду, как и все мы. Даже за этих dh’oine, проливали кровь ради их императора, надеясь выиграть эту сраную войну и вернуться в Dol Blathanna, которую когда-то сдали сто лет назад.
Все оказалось ложью. И что теперь? Я - чудом спасенный от смерти, а все остальные уже…
Риордаин. Ангус Бри-Кри. Коиннеах де Рео.
Исенгрим Фаоильтиарна.
Последнее имя в списке отдает тупой болью где-то в виске. Ведь должно скрутить, ведь должно проснуться желание орать на весь этот долбанный лес. И где-то внутри меня происходит подобное, там, в глубине.
Видимо, я слишком опустошен после того, как нам огласили приговор. Видимо, я сдерживаюсь, чтобы не смущать подобным Киарана, когда как давно привык не демонстрировать эмоции.
Или разум все еще отказывается признавать, что тот sidh, с которым я бок о бок провел большую часть своей жизни - теперь мертв.
Зато я остался жив. И теперь уже калекой. Без правого глаза я достаточно ограничен, не только как лучник. Слепая правая зона - любой застанет врасплох.
Бесполезен в отряде, бесполезен тем более командиром…
И зачем?
- Возможно, было бы лучше, если бы ты оставил меня умирать.
Вот так. Ни упреком, без ноток раздражения, ровным, равнодушным голосом констатирую факт.
Понимаю, что Киаран не виноват в этом, ничуть.
И сейчас хочет как лучше.
Правда, от такого осознания не становится менее паршиво.

Невольно отворачиваю от него поврежденную часть лица. Когда-то давно, когда Исенгрим получил свой шрам, он лишился былой эльфьей красоты, ради которой beanna готовы были на себе аж юбки и рубахи рвать, лишь бы посмотрел хоть раз.
Себя я красивым никогда не считал. Точнее, не задумывался об этом. Но теперь уж точно можно записывать меня в уроды.
В бесполезные уроды, очаровательно.
Наверное, паршиво будет так. Без цели в жизни, без возможности вести борьбу и смотреть, как dh’oine продолжают плодиться, как паразиты, населяя собой этот мир и дальше, уничтожая его по крупицам.
Как никогда хочется, чтобы пророчество той самой Ithlinne оказалось правдой. Не буду против, если прямо сейчас.

Вопрос Киарана неожиданный, заставляет вновь повернуть голову и почти не реагировать, пока он разбирается с моей раной и перевязкой.
А ведь у тебя еще есть какая-то надежда, да, парень? Тебе было бы проще, оставь ты меня в покое, я тебе обуза не на один месяц, если ты решишь выходить меня до конца.
У меня не самый покладистый характер, я прямолинеен и говорю все, что думаю. Иногда даже резко. Выдержишь?
- Куда бы я смог теперь деться. Любая тварь, желающая поохотиться ночью, может легко меня сожрать, если подойдет справа. Но… Где мы сейчас? Территориально? Далеко от Брокилона?
Нет, мне не нужно к дриадам. Последний раз, когда я был у них, стоит мне нескольких потерянных дней, нахальной sor’ca и своеобразной платой за лечение.
А тут - какой смысл? Они не могут мне вернуть глаз.
Но есть там одно место, куда мне нужно. Несколько личных вещей, и не только моих.
И есть то, что мне там очень нужно.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

9

Истощенный, израненный эльф в неумелых руках Киарана не произнес и звука. Словно терять глаз и половину лица обычное дело. Он поражался такому самоконтролю, хоть не понимал, зачем так себя напрягать, если они наедине. Не понимал, но знал ответ. Йорвет – Aen Seidhe. Не как он сам, оболочка, бессовестно приставшая к толпе свободных из-за сложившихся обстоятельств и одинаковой формы ушей, а настоящий. Пахнущий вековой скорбью. Не как гордый Румрах, сотканный из ненависти и вызывающий в своих подчиненных трепет. Нет. Сравнивать их сейчас не имело смысла. Пускай они оба офицеры, но слишком много произошло после окончания войны и кто знает, может даже охотник растерял бы свою спесь после стольких испытаний.
Жестокие слова режут уши, а в ответ на них Киаран только усмехается. Что еще добавить? Ему нечего. Так мог сказать только тот, кого костлявая выпустила из объятий. Он видел, как Йорвет боролся с тем человеком. Значит, он хотел жить.
Или был слишком упрям и горд, чтобы дать себя зарезать человеку.
Когда ты мертв, то ничего уже не сделать. Это конец. Пустота. Как бы не была тяжела твоя ноша, лучше нести её, чем ничто. Этих умозаключений хватило лучнику, чтобы самому не отправится вслед за семьей. Он хранил память о них, а это имело больше смысла.
— Куда-то смог бы. Руки-ноги-то целы, уши на месте, так что не изображай тут… слепого котенка.
Получается жестко, на что Киаран не рассчитывал. Должно быть, слова Йорвета задели его намного сильнее, чем он себя убеждал. Хороша хозяйка. Извинение липким комком застревает в горле и, прихватив все необходимое, он пропадает среди деревьев. Сбегает.

Пока набиралась смола, эльф многое обдумал, успокоился. Он даже представить не мог, какую личную драму переживает сейчас одноглазый. В один миг все заслуги забыты, друзья-офицеры забиты, а надежды сородичей, которые отдавали за них жизни, разрушены. Киаран сегодня открыл для себя не фигуру, не имя-кличь, а сломленного эльфа, такого же как и он сам. Его целью стало вести себя взрослее и не вестись на провокации Йорвета.

Сбор ингредиента занял больше времени и эльф отсутствовал немногим меньше часа, этого времени с достатком хватило бы, чтобы обчистить лагерь и скрыться. Но одноглазый все еще был здесь, ожидая ответа.
— Так же как от Дракенборга и еще день пути. Идти до Брокилона, — более точно он не мог сказать, потому как там не был, но примерно представлял где они сейчас находятся. — Я погорячился, извини. Слишком долго был один, ждал этого шанса и, — тут он запнулся, но ему жизненно необходимо точно все выяснить без всех этих догадок, — Ты был не один верно? Видел там кровь… и что вмешался слишком поздно. Поможешь?
Эльф отдал Йорвету охотничий нож вместе с небольшой морковью и картофелиной. Лук Киаран взял на себя, чтобы не тревожить единственный глаз сородича. Рутинные дела помогали отвлечься. Заниматься ими с кем-то было приятно, лучник уже забыл какого это, пока снова не потерял своих. Сегодня у эльфов будет пир – овощной суп на двоих с сушеными травами в честь знакомства. Самое то для изморенного пленом желудка.

+1

10

Позже я буду поражаться стойкости Киарана. Потом я буду вспоминать это, вновь прокручивая в голове. И удивляясь, как он не психанул, послав меня подальше. Тащить морально на своем горбу раненого - такое себе удовольствие.
Кэлла невольно вспоминается. Медичка из моего родного поселения. Когда мы потеряли Dol Blathanna, я встретил ее впервые после того, как убежал вслед за Исенгримом.
От той маленькой и вздорной эльфки, которая ненавидела меня за мои комментарии, и смотревшей в сторону братьев Фаоильтиарна почти и следа не осталось.
Она все еще была ворчливой, но собранной. Знала свое дело, делала его молча. Даже давясь слезами по погибшим, она не забывала - кто она.
И видела-то всякое. Потухшие взгляды, нежелание жить, но все терпела и помогала восстановиться.
Годы меня не пощадили. “Врихедд” меня не пощадил. Как и Дракенборг. Как и потеря глаза.
Возможно, я правда повредился рассудком сильнее, чем считала моя мама, особенно после всего. Но Киарану, казалось бы, плевать на все.
Позже я буду его спасать. Найду же, чудом живого, отдам медиком и буду тщательно следить, чтобы в Вергене никуда не совался, пока не восстановится.
Но это будет потом.
Сейчас у него лишь сомнительное счастье в виде офицера “Врихедд”, наполовину ослепленного, все еще не отошедшего от казни друзей и боевых товарищей, потерявший sidh, с которым провел большую часть жизни, борясь с dh’oine бок о бок.
Сколько ты еще выдержишь, Киаран, а? Уверен, что сможешь?
Я - не самая душевная компания.

За словом новый знакомый в карман не лезет, это уж точно. Выглядит достаточно спокойным, возможно, добрым. Может быть, добрее любого другого Aen Seidhe.
А поди ж ты, ответил достойно. Возможно, оценю это позже, когда-нибудь.
Пока что мысль откладывается где-то в глубине давно уставшего сознания.
От бесконечной борьбы, что не приносит результатов.

Мы ведь поверили в этот раз. Мы снова обрели надежду. Исенгрим поверил тоже, когда соглашался на договор с Нильфгаардом. Они, конечно, тоже dh’oine, но не настолько мерзкие и оборзевшие, как большинство.
Этим я себя утешал, когда Фаоильтиарна принял такое решение. Он ведь никого и никогда не тащил с собой насильно. Мы сами сделали свой выбор, когда последовали за ним.
Они обещали нам то, что мы потеряли много лет назад. Долину.
События, которые хотелось бы стереть из памяти, да вот только не получается уже добрую сотню лет.
Возможно, тогда я был другим. Еще более порывистым, чем сейчас, готовым бросаться с головой в любой омут.
Да разве сейчас я изменился? Все еще верил во что-то, дурак. Но не я один. Мы все поверили. И наша вера отлилась нам дорогой ценой.
Ценой жизни офицеров, что болтались в петле. Что лежат теперь на дне этого ущелья.
Теперь ничего не осталось. Ни веры, ни надежды, ни боевых товарищей. Только этот гребанный лес, малознакомый sidh рядом и серьезные раны.
Они, конечно, заживут. Но в новом положение придется жить.
“И на хрена?” - отзывается где-то внутри тихо и обреченно.
- Смотрю, часто глаза теряешь, раз в курсе.
Достаточно сердито бросаю Киарану в спину, когда он скрывается в лесах. С одной стороны он прав. Руки и ноги целы. Хотя бы могу нормально двигаться. Но что толку, если половина обзора, которая у меня осталась, теперь выдает мне полностью дискомфортное состояние?
Чтобы посмотреть вправо, недостаточно бросить взгляд в сторону. Нужно повернуть голову, а то и развернуться всем корпусом. Какое же неудобное дерьмо!
И оно выбивает из равновесия. В бойцы я уже не очень-то гожусь.
В командиры - тем более. Интересно, что бы сказал Исенгрим?..
Не знаю. Впервые в жизни не знаю. Ничего он уже не скажет, никогда.
Лицо болезненно сковывает, когда морщусь от этой горькой мысли.

Кажется, я так и просидел почти неподвижно, когда Киаран вернулся. Куда и зачем ходил - не спрашиваю. Не слишком-то и интересно. Будто бы стал пустой равнодушной оболочкой, и не способен снова что-то испытывать.
Последний раз я позволял себе всплеск чувств, когда мы потеряли Йаррана. Один-единственный, а затем собрался снова.
Эта потеря слишком сильно отразилась в душе, чтобы хватило на другие. Будто бы выжжено все было в тот день, и сейчас от боли только отголоски.
Наверное, в какой-то степени я правда уже умер. Самое страшное, что и на это реагирую равнодушно.
- Не один. Около десяти других офицеров. Остальных повесили раньше, а то и вовсе перехватили по дороге. Они все мертвы, таково было решение Севера, когда они запросили нас у Нильфгаарда для условий своего мирного договора. Вы, солдаты бригады, не входили в эту сделку и не видели всего. Вам повезло.
Пока говорю, уже и сам не замечаю, как начинаю ему помогать. Руки чуть дрожат, когда криво нарезают морковь и картофелину. Желудок чуть урчит, напоминая о том, что яблочных долек явно было маловато.
Неумело, криво… Никогда кулинария не была моей стезей.

Когда все готово и съедено я поднимаюсь на ноги.
- Нужно отправляться туда. Прямо сейчас.
В моем тоне не предусматривается слушать возражения. Там будет спокойнее. Намного спокойнее.
Там спрятаны дорогие мне вещи и оружие.
Но стоит чуть-чуть пошатнуться, ухватившись за дерево и понять, что сегодня это провальная затея.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

11

Рука эльфа дрогнула. Кем были остальные девять? Киаран не знал. Не знал их имен, судеб, того, как они держались в седле и вели за собой таких же безумцев. У каждого были свои надежды, принципы. Мечта. Он не знал, донесли ли офицеры все это с собой до дна ущелья. Взяли ли с собой из фургона или раньше из крепости Дракенборг. Осталось ли у них хоть что-то, после окончания войны и вынесения смертного приговора? Может стойкости становилось все меньше с каждым ударом судьбы.
В голове лучника возник эпизод, когда он только присоединился к белкам и те проверяли его на верность, готовность ко всему. Командир, у которого всегда было особое отношение к человеческим женщинам, из-за их плодовитости, поручил пытать юную селянку. «Они не лучше людей» - подумалось ему тогда. Плотной стеной их обступили нелюди, ждали. Киаран не слышал ничего, кроме собственного сердца и горящих домов. Было жарко, глаза слезились от дыма, а в горле першило. С немногочисленными жителями было покончено и сейчас решалось кем станет гончар: трупом как dh’oine или убийцей и извергом как scoia'tael. У Киарана не было оружия и он подошел ближе. Он не мог определить сколько ей лет – вроде и совсем дитя, но вид такой поживший, усталый, со следами перенесенной болезни. Эльф не помнил её лица, она не приходила ему в кошмарах как и сотни других. Но эта мелодия ломающихся костей вкупе с треском горящего дерева, прочно отложилась в памяти.
Первый удар пришелся по голени правой ноги и она хрустнула как ветка. Сил Киаран не жалел, он уже видел как делать это безжалостно. Девушка вызвала от боли и упала на землю. Стена же в ответ начала одобрительно улюлюкать. «Вставай» - спокойно и властно, так, чтобы было слышно сквозь шум нелюдей. Продолжает, пока селянка не встает, чтобы сломать правую. Требует встать и после этого. Одобрительные крики не утихают, а она так же плачет, но не просит о пощаде. Видимо научили, что бесполезно… или у них тоже есть гордость. Пытается подняться, но падает снова и снова, до тех пор, пока кому-то это не надоедает. Незнакомый эльф хватает тело под грудь и держит, пока Киаран продолжает ломать кости. Когда от боли селянка потеряла сознание, нелюди потеряли к ней интерес и разошлись.
Выбрав жизнь для себя, Киаран искалечил и оставил человека умирать среди пепелища. Ноги её превратились в мешки с осколками. И это сделал тот, кто всего десять лет назад с отвращением относился к любому проявлению насилия. Тут его убеждения не вынесли трагедии, что выпала на долю семьи и эльф понял, что ему не хватало этого ощущения силы, контроля. Больше всего он сожалел, что не понял это раньше.
Но продолжал верить, что та селянка умерла быстро.
После этого случая, хоть его и приняли за своего, сородичи не предпринимали попыток сблизится с Киараном.

У войны не было пола, острых клыков или ушей. У нее не было лица и морали. Она не знала полумер и считалась только с победителями. Победитель сказал свое слово, но сегодня даже оно не стало приговором. Пускай Киаран лично не был знаком с убитыми, большинство он даже никогда не видел, но точно знал, что каждый стоил куда большего. Если бы на моем месте был кто-то из них, сколько бы удалось спасти? Он смотрит на Йорвета, но не встречает в нем осуждения или глубокую скорбь по сородичам. Сухой отчет, все четко, информативно и без лишних эмоций и это пугает еще сильнее. От таких никогда не знаешь, чего ожидать.
- Неизвестность пугает не меньше, - отвечает на ситуацию в целом, как хрип тела без головы.

Суп приятной теплотой растекается по телу. Давно он ничего не готовил. Смотрит на раненого в надежде увидеть в нем проснувшийся от еды энтузиазм. Пускай Киаран и считал, что блюдо, несмотря на скудность ингредиентов, удалось, офицер не разделял таких же восторгов. Ему стало даже совестно от таких ожиданий, учитывая состояние Йорвета и события последних дней.
- Конечно, мы пойдем туда вместе, но сначала следует сделать перевязку, набраться сил, может вздремнуть, - он намерено не встает и не помогает одноглазому в его смелом порыве. – В таком состоянии дорога только затянется, а рана воспалится.
Другие красочные последствия и весомые аргументы лучник приберег на потом. Потому как был уверен, что они ему еще пригодятся, так же как и в том, что офицер слишком устал от этого невыносимо длинного дня и слушать тирады о вреде здоровью – было последним, чего он хотел от спасённой жизни.
- Можешь пока оставить нож у себя, он хорошо служил мне много лет.
Когда эльф нагрел смолу на догорающем костре и смешал его с маслом из сумки – все было готово к перевязке. Наконец он сделает все как следует. Возможно даже к лучшему, что сезон для трав был неподходящий, потому как в отличие от жены в них он не силен. Несколько раз пытался разобраться, научится, но результаты его не устраивали. Лучше приготовить что-то простое и наверняка действенное.
- Знаю, выглядит не очень, но она обеззараживает и способствует заживлению.
Пускай Киаран делал это уже не в первый раз, но внедряться в личное пространство малознакомого эльфа все еще было некомфортно. Поэтому он дождался согласия одноглазого, чтобы начать процедуру, которая наверняка станет для них рутиной. И в этой малости seidhe разглядел надежду.

+1

12

Шум в голове и слабость в теле мешают найти аргументы, чтобы возразить. Здесь тяжело. Находиться неподалеку от места, где я почти встретил свою смерть.
Хочется уйти подальше, но сил сегодня нет никаких.
- Ладно, черт с ним, - тихо, сквозь зубы, снова сажусь на лежанку. И позволяю Киарану заняться своей раной.
Гордость Aen Seidhe, так и не вытравленная тюремным заключением в Дракенборге, бурлит внутри уже тише, едва я смотрю на этого парня.
В нем ведь что-то есть.
Киаран выглядит спокойным, немного иным, нежели те, кто вырос в Синих Горах и сражался за Долину, теряя близких.
Нет в его глазах той многолетней ненависти, но боль потери мелькает. Никто не присоединяется к скоя’таэлям просто так. У всех есть причины.
У кого-то более весомые, кому-то достаточно наблюдать, чтобы сделать выбор.
Что же произошло с ним?
Интерес мелькает на долю секунды, а после его вновь сменяет равнодушие ко всему живому.
Не спорю с его решениями. Не сопротивляюсь, когда руки эльфа обрабатывают мою рану и накладывают повязку. Подмечаю про себя, что они чуть-чуть дрожат, а во взгляде у него легкое волнение. Не приходилось раньше работать с подобным?
Мне тоже.
Не приходилось получать подобные увечья, а потом еще и с ними жить.
- Ты прав. Лучше подождать до утра. Спасибо за нож.
Голос звучит примирительно, губы трогает легкое подобие улыбки. Когда я вообще в последний раз улыбался? Очень давно. До того, как Aen Seidhe начали собираться в организованные группы, названные “белками” из-за хвостов на шапках и поясах.
Или тогда тоже было? Сейчас уже трудно сказать. Последние годы слились в одно большое пятно, наполненное надеждами, решимости и веры в светлое будущее.
Будто бы Дракенборг все зачеркнул в один момент, оставляя нас лишь ожидать свою смерть.
Да только я снова от нее сбежал. Будто бы дразню, хоть и вовсе не боюсь.

Весной еще темнеет рано, а я даже не заметил, как сумерки накрыли собой лес, постепенно погружая его в темноту.
Усталость смешивается со слабостью, едва я падаю на лежанку. Подушки толком нет, одеяла тоже. Днем я не замечал температуры воздуха. Сейчас же чуть ежусь, когда прохладный ветер проникает под рубашку, заставляя стынуть кожу. Но уже давно привык не обращать на это внимания.
В Дракенборге сложно заснуть посреди отчаяния и обреченности. А здесь?..
Усталость берет свое. Закрываю теперь уже единственный глаз, напоследок заметив, как мигают с неба звезды, выглядывающие из-за веток деревьев вокруг нас.
Сон приходит быстро.

Карканье ворон и крики гарпий смешиваются в одну какофонию, разрывая тишину вокруг. В голове гудит, ровная почва будто бы неустойчива, с каждым шагом идти труднее, словно шагаю по раскаленным углям.
Но твёрдая и холодная земля - все, что есть под ногами.
Стоит лишь пройти дальше, и я наступаю на кости. Они хрупкие, тонкие подошвы сапог одним нажатием превращают их в прах.
Старые, многолетние, давно здесь гниют. Кому они могли принадлежать? Вопрос, на который нет ни малейшего желания искать ответ.
Дальше - тверже. Некоторые рискуют пропороть сапоги, едва на них наступишь, и я иду аккуратнее.
Смотрю под ноги, все еще шатаясь.
Сколько нужно сделать шагов, чтобы видеть не кости, а…?
Видимо, немного. Свежие трупы, тела моих собратьев и товарищей лежат по бокам. Изуродованные падальщиками - уже, а ведь так мало времени прошло!
Сколько шагов еще нужно, чтобы увидеть знакомые лица?
И я вижу их. Всех. Не только Коиннеах, что пытался бороться. Другие офицеры. Погибшие под Бренной солдаты. Они здесь, они все здесь.
Врихедд.
Стоит стиснуть зубы и идти дальше, пусть все внутри меня желает развернуться и позорно убежать.
Но я иду и взгляд на каждое следующее лицо больно отдает иглой боли в груди.
Мой отряд, погибший под Брокилоном. Преданные продажным hav’caare, разбитый “Синими Полосками” - темерским специальным отрядом.
Неважно, как и почему они оказались в этом ущелье, где чуть не погиб я. Не до этого сейчас.
Шаги все более нервные, тело будто бы металлом пропиталось. Два тела впереди, на которые не хочется смотреть. Зачем, если и так понятно, что именно я увижу? Кого увижу…
Только судорожно сглатываю, едва заметив, что в горле пересохло.
Они почти одинаковые, хоть не близнецы, а погодки. Их часто путали, те, кто не проводил с ними много времени.
Только огромный уродливый шрам отличает одного от другого.
Почти как в тот самый день, когда dh’oine забрали Dol Blathanna. Оба по бокам от меня. Один, который был мне наставником и старшим другом. К которому я был привязан, несмотря на его идиотские шутки. Последняя вязью веток дерева тянется по всему моему торсу, начинаясь на шее и заканчиваясь ниже пояса. Когда-то я был готов все разнести и его голову в том числе за такой розыгрыш, но потом оставил как память.
Второй, что заменил мне отца, был моим командиром и тем, за кем я шел, не задумываясь. И пошел бы дальше, куда угодно.
В смерть Исенгрима поверить оказалось тяжело. До тех пор, пока я не оказался здесь.
Не отводя взгляда от его остекленевших глаз, пусто смотрящих в небо.
Даже сейчас поверить сложно.
Вокруг ущелье, мертвые друзья, пустота внутри и осознание самого главного.
Я остался один.

Именно с этой мыслью, прочно засевшей в голове, я просыпаюсь.

Сердце колотится в груди как бешеное, дыхание шумное и частое. Тело бьет мелкая дрожь, руки цепляются в собственные плечи, будто бы этот жест спасет меня от ночного холода.
Три минуты на правду - это был сон. Жуткий, кошмарный сон, что казался таким реальным.
Сон, который никогда не позволит забыть обо всем, что случилось с Врихедд.
Мышцы на уцелевшей части лица нервно дергаются, дрожь и не думает утихать. Горло першит - жутко хочется курить, но моя трубка осталась в тайнике.
Или чего-нибудь выпить. Чем крепче, тем лучше. Выпить и забыться. Уснуть так, чтобы снова не проснуться, лишь бы не видеть кошмаров.
Горечь и боль смешиваются с ненавистью, но не сил даже ударить в дерево, чтобы выпустить эмоции.
После смерти Йаррана я умышленно разбил кулаки, наплевав на то, что я лучник.
Теперь-то какой из меня лучник - с одним глазом.
И шорох сбоку напоминает мне, что в этом лесу я не один. D’yaebl.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

13

Руки Киарана тянутся к лицу одноглазого и он впускает его в личное пространство. Перевязка будет для них третьей, и этот факт обманывает эльфа. Он верит, что сейчас, теперь-то точно не будет этой предательской скованности во всем теле, стягивающейся книзу живота.
Но чем меньше становится ткани, тем больше уверенность в собственной слабости. Брать на себя ответственность за другого тяжело, особенно когда ты не так хорош в том, что от тебя требуется. Эасниллен осмелился взять её на себя, пускай и был убежден, что выбор не его, а обстоятельств. Потому что не мог поступить иначе. Потому что на самом деле белки были ему ближе, чем он сам себе в последние десять лет до знакомства с ними. Впервые за долгое время его жизнь обрела хоть какой-то смысл, но Киаран не был готов быть чем-то большим боевой единицы. Сражаться, ставя свою жизнь на кон одно, а заводить отношения с такими же отбитыми на голову сородичами, совсем другое. В их отряде была дружба, любовь, чаще всего уважение или просто доверие. Он видел все со стороны, по взглядам, легким касаниям и шепоту в тишине ночного леса. Со стороны наблюдал, как эти хрупкие связи рушились, когда белок становилось все меньше и меньше. До Бренны в отряде всегда находился кто-то другой, что взял бы на себя ношу их непростой борьбы, оставляя Киарану лишь несложные поручения вроде «приготовь еду», «постирай», «собери валежник» или «убей dh’oine».
Последний слой самый сложный. Прилипшая к свежему ранению ткань прилипает к мясу и из-за его беспокойства кровотечение начинается вновь, пусть и не такое обильное. Благодаря этому лучник может отчетливо видеть страшное ранение Йорвета, манипуляции с которым, казалось, вовсе не доставляют ему неудобств. Киаран ловит на себе взгляд единственного глаза и, смутившись, прочищает горло.
- Будет жечь, смесь горячая, но тебе надо к ней привыкнуть.
Ему хочется увидеть на этом лице что-то кроме равнодушия. Пускай даже это будет боль. Эльфу знакомо это состояние безразличия ко всему, включая себя, после тяжелой потери. И вытащить из этого болота могли только сильные чувства, такие как ненависть. Даже если она направится на него.
Но все равно предупреждает, хотя бы для того, чтобы скрыть неловкость. Киаран решил, что этот взгляд осуждает его за промедление и слабость.
Заранее прокипячённой ложкой, захватывает смесь и смазывает ей тонким слоем поврежденные ткани. Получается неравномерно, мазь норовит стечь, а руки какие-то неловкие двигаются рвано в такт рассеченному лицу офицера. Но он не жалуется. Выдерживает грубый уход без замечаний и стонов. Йорвет сильно помогает лучнику, решимость которого и без того держалась на соплях с подорожником.
Когда с перевязкой было покончено, Эасниллен видит и слышит благодарность. Уже спиной мямлит в ответ «пустяки» и «отдыхай». Он не может отделаться от наваждения – улыбки, что ему подарил бывший пленник. В сумерках, под затянутым тканью лицом уловить её сложно и можно перепутать с гримасой боли. Но предпочитает верить видению.
За хлопотами эльф только затемно садится у ближайшего дерева недалеко от офицера. Он как смог выстирал окровавленную ткань, развешал на ветках и убрал посуду. Глаза его слипались от усталости и, перед тем как погрузиться в сон, ему было достаточно убедиться, что его подопечный все еще дышит.

Из приятного забытья без сновидений,  Киарана выдергивает сильный толчок в бок. Он шипит и на всех конечностях отползает к ближайшему дереву дальше от опасности. Только тут остроухий приходит в себя и понимает в чем дело. К счастью беспокойный сон заканчивается раньше, чем это начало доставлять проблемы и он дожидается, пока дыхание Йорвета придет в норму.
Ты в порядке? Кошмар? Как рана? Это и ворох других банальных вопросов зависают в воздухе. Задавать их только бессмысленно его сотрясать, тут и так все понятно. Такой вежливый интерес лучше оставить для полдничного чаепития в тепле и за столом в чистой, новой одежде. Киаран берет флягу с водой и засовывает её раненому в ледяную руку. Вблизи по его дыханию стало возможным точно определить, что сон ушел.
- Если сможешь твердо стоять на ногах, отправимся в путь завтра же. Но тебе нужно восстановить силы, - шепот, растворявшейся в ветре дальше локтя от губ говорящего.
Эльф снимает с себя кавадион и накрывает им Йорвета еще теплым с чужого тела. Ему совестно из-за того, что не подумал об этом раньше, но с другой стороны откуда он мог знать, как отнесется этот sidh к таким выходкам? Киарану оставалось только надеется, что острая нужда сгладит эти углы.
- Пройдусь тут, поймаю завтрак.
А еще когда ходишь не так холодно. Решив перестраховаться остроухий спешно покинул их стоянку. Многие восприняли бы это как бегство, но у него действительно было много дел в лесу. Ночью, когда большинство зверей спали.

За прогулкой время проходило незаметно. Однако Киаран не раз возвращался к мысли, что зря он так быстро избавился от тела наемника, и стоило разжиться за его счет сапогами и теплой рубахой. Она воняла потом dh’oine и кровью братьев. Его же кровью. Воспоминания обжигали костяшки рук от того, в какую кашу они превратили лицо эльфского палача.

В лагерь лучник возвращался довольный и сильно позднее рассвета с тушкой тетерева. На двоих мужчин его должно было хватить как минимум на пару полноценных приемов пищи. День начинался отлично.

+1

14

Прохлада ночи отгоняет остатки неприятного сна. Пусть даже он и казался слишком реальным, пока я не проснулся.
Почти все так и есть. Все мертвы. Некоторые - уже давно, добрую сотню лет. Некоторые - совсем недавно.
А скольких мы потеряли за все эти годы?

Все, что у меня осталось - покалеченное тело, никакой надежды и ненависть, которая утихнет только с моей смертью. Вот и все, что у меня есть.
И этот парень, что накидывает мне на плечи свою куртку, стремясь…
Что? Защитить от ночного холода? Ночных страхов? Кошмарных снов? Самого себя?
Сложно сказать, но отголоски тепла внутри едва подают признаки жизни, когда я принимаю этот жест.
Всего-то чуть-чуть, но уже напоминает, что я на самом деле еще жив.
Зачем? Потом разберемся.

Киаран уходит в лес, а я смотрю ему вслед. Снова хочется взяться за трубку и закурить. Да вот только трубки все еще нет.
Зато знаю, где можно достать. И трубку, и табак. Только день пути.
Пробую подняться на ноги. Едва покачнулся, но стою уже тверже. Ничего, завтрак будет кстати, поможет мне набраться сил.
Кинжал все еще в ладони, смотрю на него задумчиво. Волосы спутались, кое-где слиплись от крови, что уже засохла.
Кажется, неподалеку есть ручей.

Несколько шагов всего - и я уже рядом с ним. Отражение искаженное, раны не видно под повязками. Тонкий конец шрама чуть-чуть виден на щеке, касается края верхней губы. Уже мне не нравится, как оно смотрится. А что там, скрыто…
Думать об этом не хочется. На шрам плевать, а вот жить без глаза привыкнуть будет сложнее.
Умываю здоровую часть лица, смываю засохшую кровь с прядей. Теперь с ними будет не очень удобно, пока мне будет необходимо залечивать рану.
Вся злость, вся горечь, все отчаяние смешивается в один комок внутри, что взрывается моментально на кончике кинжала. Только так мне пришло в голову это выпустить, только так.
Рука, которой сжимаю нож, двигается резко, хаотично, почти интуитивно. Отрезанные пряди падают вниз, к моим ногам и теряются в молодой весенней траве. Тут они и останутся.
Никогда не носил короткие волосы. Только лишь в раннем детстве.
Возвращаюсь обратно за пару минут до Киарана, что все-таки нашел еду.
Объяснять свой поступок я совсем не в настроении.

***

Иногда, тут и там по пути в небольших оврагах мы натыкались на мертвые тела. Не опознать уже чьи, но острые уши отчетливо указывают принадлежность.
Даже разбитых, потерявших все, dh’oine так и не оставляют нас в покое. Где-то тут прошелся наверняка целый отряд, но он уже далеко. Никому до нас дела нет.
С привалами мы шли гораздо дольше. От них не отвертишься - рану все еще приходится обрабатывать. Да и есть порой хочется.
Не весь завтрак съели, кое-что засушили и взяли припасами.
Иногда я отходил подальше, объясняя, что не потеряюсь.
Стоит выбрать нужную точку, несколько мелких камешков, чтобы проверить меткость.
Пока глухо. С луком ситуация будет сейчас не лучше. В метании кинжалов не преуспеваю тоже.
Предложить Киарану тренировочный спарринг даже не рискую. Уложит ведь на обе лопатки, со слабой правой стороны.
Возможно ли вернуть себе прежний уровень боя?
Сложно сказать.

***

- Ты рос среди dh’oine, так ведь? - легкая усмешка, когда я разглядываю Киарана через всполохи костра в небольшом лагере, который разбили, остановившись на ночь.
Он хорошо ориентируется в лесу, но явно не заучил местность. Отряды Фаоильтиарны, да и мой собственный, и другие - мы все исходили эти места вдоль и поперек. Готов поклясться, что каждый куст знаю здесь, а по дальнему шороху - определить, кто именно его издает.
Он этого не умеет. И взгляд у него совсем другой. Похожий взгляд я видел у Яевинна, когда он присоединился к нам.
Сложно их сравнивать - при совершенно разных характерах. Но тех, кто никогда не жил среди dh’oine, а были среди нас, видно сразу.
- Никогда не позволял себе этого. Родился в Синих Горах, куда нас и оттеснили столетия назад, особенно после разгрома Шаэрравэдда. Слышал об этом? Aen Seidhe уничтожили этот дворец, чтобы он не достался dh’oine. Когда-то давно я решил, что не позволю им забрать у нас все, и вернем все украденное - все земли, которые когда-то были нашими. Да вот только мы проиграли. Они слишком быстро плодятся, пока мы вырождаемся.
Отвожу взгляд, подбрасываю веток в костер. Уже не так холодно, ночи становятся теплее.
Скоро Беллетейн, да вот только настроение совсем не праздничное. Мягко говоря. Когда я вообще его праздновал в последний раз?
Сложно вспомнить. Пока шла Вторая Северная, все слилось в одну бесконечную борьбу в моих воспоминаниях.
Даже в возрожденной Dol Blathanna я ни разу не был, а теперь, говорят, нам и вовсе туда нет хода.
Финдабаир оказалась лживой сукой и продала свой народ за власть.
Но мы все же еще живы…
Утром снова в путь.

***

Тайник неподалеку от Брокилона в месте, куда Yghern не заползают. Почему-то им не нравится, но оно и к лучшему. Сейчас я не в лучшей форме, чтобы сражаться с кем-то. Тем более, с огромной длинной тушей, что способна перекусить пополам с одного раза.
Вход нахожу легко, и мы уже внутри.

Здесь. Все здесь.
Кое-как луки, одежда, личные вещи, беличьи хвосты, сложенные в одном углу. Тридцать два.
Все эти вещи принадлежат казненным офицером.
- Можешь брать все, что хочешь. Мертвым оно уже не понадобится, - голос все же предательски дрогнул на последней фразе.
Зефар, что виднеется двумя плечами из четырех над моими вещами, ничуть не хуже того, который мне уже не вернуть. Когда скоя’таэли стали бригадой “Врихедд”, нацепив на себя имперские знаки отличия, мы взяли лучшее оружие, что у нас было.
Но большую часть конфисковали при аресте. Еще часть потеряна на поле боя.
Но этот, старый, пусть и достаточно прочный, что принадлежал еще отцу, сохранился. Только достоин ли я его сам теперь, с одним-то глазом?
Под ним - в аккуратном узле лежит одежда. Сапоги, штаны, рубаха и даже вроде бы куртка есть, как и несколько ремней. Там же есть трубка и запасы табака.
Несмотря на то, что курить хочется страсть как, я все же пока откладываю это.
Нужно сделать кое-что еще.

Снова обращаюсь к Киарану, уже держа в руках два беличьих хвоста. И протягиваю ему рыжий.
- Он был моим. Теперь он твой, и никаких возражений. Все же, ты мне спас жизнь, этого я не забуду. Найди эльфа по имени Яевинн, может быть, он выжил и даже чего-то еще хочет, - коротко фыркаю, вспоминая товарища. Он-то не успокоится, все еще следуя за своими мечтами сделать мир лучше. Мечты неплохи, конечно же. Только маловероятны. - Или еще какой отряд, если хочешь бороться. Тебе не стоит оставаться одному, сейчас везде опасно. Неизвестно, сколько еще эльфских трупов, которые нам не встретились по дороге.
Рука непроизвольно сжимает другой хвост. Рыжий, с широкой серой полосой и украшением на креплении в виде головы волка.
Хвост, что принадлежал Исенгриму Фаоильтиарне. Оставлю его на память.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

15

Свободной рукой удачливый охотник касается волос. Пускай он и рассержен, что Йорвет потратил эти несколько драгоценных часов сна на ерунду, но критиковать его не решается. Взрослый уже, дорос до высокого чина и явно знает лучше, как проводить свободное время в его теплой куртке.
- Польщен, но цирюльник из тебя такой же, как из меня медик, - не удерживается от подколки.
Пока эльф готовил и перевязывал сородича, в его голове гуляла приятная утренняя пустота. В воздухе витала свежая влага, птицы щебетали, будто в их пернатом сообществе не стало на одного тетерева меньше, а Йорвет вел себя тише обычного. Все было словно на своих местах, как и десятки дней до этого, пока эльфы не начали сворачивать лагерь.
Получается, последнее задание, что он должен был сделать для белок, закончено. И то, выполнял его Киаран скорее от скуки и отсутствия цели идти куда-то еще. Все офицеры из Дракнеборга позади, кроме одного и он не придумал ничего лучше, чем сопровождать его дальше. Благо, одноглазый не сопротивлялся.

Во время привалов Йорвет не находил себе места, все куда-то отлучался. Спутник не спрашивал его куда, и каждый раз ждал, что он не вернется. Настоящий Aen Seidhe, не будет простить незнакомца о помощи или одолжении, даже если он спас ему жизнь. Поэтому лучник сам определял остановки, под предлогом перевязки, приема пищи или обработки бинтов.
Киаран именно что был чужаком и в темноте ночи, перед языками костра, одноглазый обличил его в этом.  Ухмылка Йорвета, как удар молотка по гвоздю в крышку гроба. Вот значит как. Эльф знал, что для скоя’таэлей такие как он приравниваются к dh’oine и их не щадили, если те отказывались сотрудничать или давали повод для подозрений.  Даже для отряда он не придумал себе историю, ну да они и не спрашивали. Возможно, догадывались так же, как офицер, но не решались спросить в лоб или попросту не видели в этом нужды. Заметив замешательство сородича, он продолжил, но уже о себе, об истории и буднично так, будто действительно хотел поговорить.
- Мне не приходилось выбирать. Сколько себя помню жил в Дорьяне. Довольно хорошо жил для нелюдя, даже ездил в Вызиму на ярмарки. Как-то звали в Бругге, но дочка тогда маленькая совсем была, и я остался дома, - лучник смотрел на землю, и каждая фраза давалась ему тяжело, рождалась долго. – Даже были друзья среди dh’oine, относились ко мне и семье хорошо. Мы много говорили, даже ужинали вместе. Были и враги, разные: завистливые или просто озлобленные. Удавалось справляться и с этим, - он надолго замолчал. – Но всегда есть «но». Однажды не удалось. И теперь я тут. Один, - он посмотрел на Йорвета. – Дело не в речах Йсенгрима, отряде Румраха, обещаниях. Dh’oine отняли дом, семью и заняли мое место.  Я не смог отомстить и даже наложить на себя руки. А «Белки», показали и научили убивать. И раз я жив, ты видишь, на что сгодились руки гончара.
Высказанная вслух его история становится такой простой, такой банальной. Тут нет чувств. Подорванного доверия, бесконечной любви к жене и дочери – его плоти и крови. Тут нет великих идей, за которые можно бежать смерти навстречу. Что говорить о том, чтобы вести за собой других. Только такая банальная история может случиться с каждым. Она показательна для тех, кто думает что борьба, это не его выбор. Но лучник все равно ждет, что его не поймут, поднимут на смех, начнут презирать. Чужак.

Несмотря на правду, они продолжают свой путь вместе. Оплата долга входит в часть гордости Aen Seidhe? Приходит к Киарану осознание, когда офицер привел его к тайнику. Он стоит поодаль и наблюдает, как Йорвет возится с оставленными сородичами вещами и скидывает свою поклажу только когда он протягивает хвост.
- Что ты хочешь сказать? – он фыркает. - Опасно?
Когда одноглазый берет в руки гвихир, замахивается им, чтобы проверить удобство, Эасниллен нападает. Йорвету удается среагировать на движение рядом, но соперник затеял не дружеский спарринг, а показательный. Он агрессивно проводит серию ударов, смотря в глаз офицеру, пока не выбивает из его рук оружие. Меч лучника утыкается в область груди его же куртки.
- Спасал её, не для того, чтобы ты тут же сдох, - он тоже умел говорить приказным отцовским тоном. – Так что я пойду с тобой.
По пути Киаран видел тело того молодого эльфа, что сказал ему идти одному, а через сто шагов эльфки, которая пошла с ним. И ему очень не хотелось, чтобы однажды он так встретил Йорвета, на которого потратил так много сил. Хвостом не откупишься.

0

16

В нем что-то есть, в этом парне. Он не кажется опасным с виду, но внутри него огонь борьбы, что ищет своего выхода.
Под умелым и опытным руководством в Киаране можно заставить его разгореться и направить в нужную сторону.
Давно ли он среди скоя’таэлей? Не стал спрашивать. Но, видимо, не очень.
Если бы он попал к нам раньше, может быть, он был бы как Яевинн.
Озлобленный на dh’oine, горящий ненавистью и желанием отомстить за все лишения, показать им, кто имеет больше прав на этот мир, но...
Яевинн порой отличается позерством. Плевать, к примеру, на гонцов в дороге, нас не касается их неприкосновенность.
Но долго среди отрядов ходили байки, как Яевинн спора ради подстрелил одинокого всадника. Все были уверены, что не попадет - а ведь смог.
Он ненавидит их не меньше нас - за испорченную жизнь.
Может быть, этим парням хуже. Они еще надеялись на мир, но не вынесли угнетения и покинули свои города и деревни. Для того, чтобы взять в руки зефары и мечи, и выпустить весь свой гнев, стремясь к свободе.
Это правильно. Этому я не удивлен.
Больше удивляют те, кто терпят такое до самой смерти.
Сколько уже было слухов об убитых в пьяных драках посреди корчмы эльфов, лишь потому что хотелось выместить злость, а они оказались не в том месте не в то время?
Жили как идиоты бесхребетные и умерли так же.
Но даже среди них есть много тех, кто не хочет умирать подобным образом.

Не нужно задавать вопросов, чтобы понять мотивы Киарана для смены его жизненных ценностей.
Он потерял семью. Их у него забрали лишь за одни острые уши. Понятно, почему он внутри кипит не выраженной злобой, которую глушит природный мягкий нрав.
Он боец, но совсем сырой, еще не сформированный. Оставлять его в таком состоянии было бы преступлением.
Но неужели ты думаешь, что офицер-калека способен тебе это дать, Киаран? Я не уверен, что себя-то смогу привести в порядок после этого всего.
Мы много раз терпели поражение, но подобного у нас еще не было.
Я ведь не должен быть жив. Я должен был умереть там, в этом ущелье вместе с остальными. Лежать, терзаемый стервятниками и гарпиями.
Только мне бы было уже в тот момент все равно. И я не верю, что после смерти что-то есть.
Это конец, избавление, вот и все. Ничего красивого, ничего романтичного. Лишь слишком глупо. И совсем не нужно.
Кто бы мог подумать, что так закончат командиры эльфьих бригад, что держали в страхе весь север?
Кто бы мог предположить, что легендарный Фаоильтиарна будет казнен, а не убит хотя бы в бою?
Я не мог. Даже свое выживание после стычки с “Синими Полосками” я считаю большой удачей. А здесь уж - подавно.
Я бы поменялся местами с ним, знаешь. Так было бы правильнее.

Где-то лет через шестьдесят после смерти Йаррана воспоминания о нем постепенно перестали вызывать тупую боль в районе груди. Она уменьшалась медленно, по крупицам, оставляя место лишь светлой грусти и ностальгии.
Но нескоро я окончательно его отпустил.
Сколько еще понадобится, чтобы это повторилось с Исенгримом? Наверное, я сдохну вместе с этой болью.
Она там, внутри. Скрыта от посторонних глаз, да и от моих собственных. Если бы я себе позволил хоть раз раствориться в подобных ощущениях, грош мне была бы цена, как бойцу.
Сейчас труднее. Все, что остается - отвлекаться на этого парня, что спас меня в последний момент от смерти.
Так уж вышло, что я невероятно живуч. И какого, спрашивается, хрена?!

Трудно ли удержаться здесь, в этом тайнике? Место, где от погибших остались только их вещи. Одежда, некоторое оружие.
Хвост, украшенный головой волка, что теперь висит на моем поясе, и даже под страхом смерти не расстанусь с ним.
Нет какой-либо особенной цели - лишь сентиментальные соображения, мои собственные. Спрятанные даже от меня самого.
Будто бы пытаюсь нащупать какую-то шаткую опору, чтобы не сорваться.

Послушает ли меня Киаран? Разумеется, вряд ли. По решимости в его взгляде несложно догадаться. Этот парень тоже умеет быть упрямым, когда это совершенно не нужно.
Лучше бы ему прислушаться к моим словам. Балласт нужно бросить, переступить через него и двигаться дальше. Это правильно, в неспокойное время не выживешь иначе.
Может быть, в крупных городах и каких-нибудь королевских покоях все и радужно. Празднуется победа, начинается новая жизнь, но в лесах…
Сколько таких осталось, как Киаран и я? Скольких выследили и добили? Вычистить леса от так называемой “эльфской погани” - dh’oine только повод дай.
Сейчас, когда мы раздроблены и разбиты - идеальный вариант. Не буду кривить душой - если бы мы поменялись с ними местами, я поступил бы также.
Если бы каким-нибудь чудом нас бы оказалось подавляющее большинство, а их мало, я бы тоже добил каждого, кто встретился бы мне на пути.
Никого бы не пощадил.
Есть ли еще смысл бороться? Есть ли поводы держаться за жизнь и положение?
Что мы можем выиграть в этом новом, послевоенном мире, что наверняка изменился?
Пока я не уверен, что ответы на эти вопросы у меня есть.

Нападение неожиданное. Ловлю движение краем уцелевшего глаза, успеваю парировать. Нет времени и возможности подумать, почему Киаран это сделал. Разум автоматически сменяют рефлексы.
Какое-то время у меня получается отражать удары, но скорость, сила и обзор уже не те, что были до нашего рокового вердикта.
Это я отмечаю про себя, когда выдыхаюсь слишком быстро.
Все дело в дискомфорте и непривычном обзоре, сокращенным наполовину. Это вызывает злость и досаду.
Они на меня обрушились одновременно с моим падением на пол.
Лезвие меча почти упирается в грудь, но убивать меня явно не собираются. Киаран больше не двигается. Я тоже.
Только поднимаю на него взгляд.
- Слишком медленно. Раньше я бы тебя за пять секунд обезвредил. Если бы хотел убить - хватило бы трех. Сам же видишь, сейчас из меня никудышный воин. Без глаза я выбываю из игры в прежней степени.
Возможно, я мог бы что-то сделать, даже в таком состоянии. Но уж точно не то, что делал раньше. И совсем не то, что делал Исенгрим.
- Если ищешь себе командира, лучше ищи кого-нибудь еще. От калеки толку мало.
Осознание сказанного приходит не сразу.
Исенгрим мертв, скоя’таэли разрозненны по лесам, зализывая раны после войны. Потерянные, обреченные и не находящие себе места в остальном мире. Потерявшие надежду и желание бороться.
В мертвых глазах пары встреченных по дороге трупов можно было прочитать подобное. А еще облегчение, что не придется им жить в таком дерьме.
Они бы загорелись снова, будь у них кто-то, как Фаоильтиарна. Но такого больше нет.
Только во взгляде Киарана написано, что он думает иначе.
Я уже не сдерживаю ироничного хохота, едва поняв его цель.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

17

Как владеющий хорошими манерами эльф, Эасниллен выслушал одноглазого до конца. Как победитель, он позволил высокомерно выдержать паузу, бесстыже разглядывая Йорвета. Откровенно говоря, выглядел он плохо. Ослабшее, высушенное тело, без прежнего тонуса тугих канатов - мышц.  Осунувшееся, бледное лицо, отвыкшее от ласки дарящего жизнь солнечного света. Рана, конечно же она, свежая, склизкая, непредсказуемая. Не так страшен её вид, как возможность заражения, осложнений. У тела просто не будет ресурсов, чтобы бороться с этим. Пах еще хуже. Вонь dh’oine, нечистот, сырости и металла пропитали его одежду, волосы, кожу. Для избавления от неё, недостаточно искупаться в речушке, необходим не один поход в бани и желательно с хорошей компанией, чтобы заодно подлатать еще и душу.
Ухмыляется еще.
Следом Киаран засмеялся громко и добродушно настолько, насколько позволяло упирающиеся в тело острие. Вот какие Aen Seidhe. Вот какой ты Йорвет. Даже в таком состоянии говоришь, что я недостаточно хорош? Смех застрял в голых ветках и наконец прекратился.
- Йорвет, мне не нужен командир. К чему это сейчас? – он говорил искренне, потому как сам не знал, что делать со всем этим. – Считай, что спасая тебя, я сделал вложение и только что ты сам подтвердил, его целе… целесообразность, - смешок предательски вылез наружу, отголоском недавней истерики. – Я серьезно. Ты знаешь и умеешь многое. Знаешь и обо мне, так что отпустить тебя не могу, - наперекор своим словам, он кинул оружие в сторону.
Все равно пойду следом, даже если ты будешь упрямиться. Слишком банальная и детская манипуляция остается не высказанной, но свою настойчивость Киаран пытается выразить решительностью взгляда. Неужели ты сам не поднимешь, что выжить после плена одному и в таком состоянии практически невозможно? Нет уж. Не зря я тут кости морозил.
Руки одноглазому не подает – у любой навязчивости есть предел. Все же Йорвет не барышня и если не считать перевязок первого дня их знакомства, Эасниллен над ним не трясся. Он посмотрел в сторону тайника, будто оценивая, что он может взять с собой.
- Слабость это временно. Раны затянутся, тело восстановится, а к увечью можно привыкнуть, - он не поднимал взгляд на эльфа, будто и вовсе говоря с собой. - Научи меня сражаться лучше. Быть быстрее. Только вот… все что я могу предложить сверху, так это быть тебе другом.
Слишком громкие слова для эльфа. Слишком пустые для военного времени, где каждый второй предатель и даже женушка шпион. Но Киарану это нужно, а терять ему нечего.

+1

18

Они все еще живы. Один уж точно.
Те, кто еще горят изменить этот мир. Те, кто еще на что-то надеются. Они думают, что война не окончена, но…
Оглянитесь по сторонам. Она разрушила Север, не без нашей помощи. А Нильфгаард потерпел поражение.
В Дракенборге чаще всего заключенные эльфы смотрят в одну точку. Сжимают губы в тонкую нить, но не теряют природной гордости.
Свобода или смерть - только эти два варианта, других мы не ищем.
Лучше умереть, чем всю жизнь быть угнетенными dh’oine. Ни один из нас не желает подобного. Те, кто уже вырвался с городов, претерпев мерзопакостное к себе отношение.
Яевинн довольно жесток, и превратил убийства в развлечение или предмет спора. Торувьель агрессивна, после многих лет голода подле Долины.
Филавандрель пытался жить мирно, и к чему это его привело?
“К тому, что он сейчас сидит в тепле, уюте и под крылышком новоиспеченной королевы”.
Внутренний голос предательски напоминает, заставляя презирать старого эльфа.
Только вот не такие, как он, за эту Долину сражались.
Нильфгаард вертел нами, как хотел. Едва мы стали не нужны - пошли в расход. Ведьма Финдабаир от нас отвернулась, выбрала свое благо.
А чего еще ожидать от этих магиков? Даже если они Aen Seidhe.
Ничего у нас не остались, кроме этого тайника с, казалось бы, хламом.
Для меня эти вещи ценнее залежей золота. Это все, что осталось от моих друзей.
Ладонь чуть крепче сжимает беличий хвост необычного цвета и с креплением в виде головы волка.

Возможно, когда не остаётся сил для злости или отчаяния, тогда и приходит нервный смех.
Сначала мой, затем Киарана.
Возможно, это значит, что я все ещё жив. Где-то внутри ещё есть огонь для борьбы. Стоит ли оно того?
Не вижу даже возможности что-то изменить для тех, кто боролся и проиграл. Кто в очередной раз доверился dh’oine и получил удар в спину.
Северные королевства нас ненавидят. Они гонят нас из городов, ловят и сажают на колья вдоль тракта, бросают в темницу и за ручку отводят на виселицу.
Гордятся погромом в Махакаме, с гордостью носят звание «Убийца нелюдей», как эта лирийская баба и Вернон Роше.
Но они никогда этого и не скрывали.

Нильфгаард - империя настоящих расчётливых лицемеров. Им нужна была дополнительная сила и провокация - они обратились к Францеске и так появились наши бригады. Готовые на все ради свободы и своей территории.
Разве мог кто-то подумать, что нас так просто купить на обещания?
В глубине каждого из нас жила надежда на лучшую жизнь, за любую возможность хватались, дураки.
Нильфгаарду нужен был расходный материал, что в гущу сражений бросить не жалко - так появилась бригада «Врихедд».
Исенгрим тоже хотел для нас лучшего, и это стоило ему жизни.

Вот что получают те, кто слишком много надеялся. Искалеченное тело, потерянность и дом, в который никогда не попасть. Выход один - через виселицу.
Лишь такие упрямцы, как Киаран, верят ещё во что-то.
Стоит ли еще во что-то верить мне?

- Вот как? Ты будешь решать, могу ли я уйти или нет? - смешка снова сдержать не получается, склоняю голову набок и рассматриваю его единственным уцелевшим глазом.
“А ведь я сам когда-то был таким. Только гораздо в более юном возрасте”.
Так некстати память подкидывает почти забытые давно картины. Высокий командир hanse, чье лицо еще полвека не будет обезображено шрамом и четырнадцатилетний юнец напротив него.
Командир смотрит строго, его решения никогда не оспариваются.
Юнец смотрит дерзко и с вызовом, отстаивая свою правоту.
Я же прекрасно помню, чем это кончилось. Исходом, на который мы с Исенгримом оба не рассчитывали. Зато позже я не раз ему доказал, что он не зря переменил решение и позволил мне остаться.
Только сейчас все иначе. В Киарана я верю больше, чем он в меня.
Зато по глазам его вижу главное. Его веры хватит на двоих.
В конце концов, чего я теряю?
В крайнем случае, если я действительно бесполезен с одним глазом, сдохну в бою. Ничего особенного. Всего лишь взял какое-то время взаймы у смерти.
Я ведь должен сейчас лежать с перерезанной глоткой в том ущелье.

- Боюсь, из меня паршивый друг. Но ты можешь попробовать, - уже мягче, уже серьезнее. - Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.
А когда я в последний раз вообще пытался заводить друзей? Пожалуй, на самом деле такого не было с того дня, когда погиб Йарран.
С Исенгримом было все иначе. Если все упростить, да, нас можно было так назвать.
А после… Яевинн, Торувьель, офицеры “Врихедд” - наши отношения больше напоминали приятельские, а я ни с кем не сближался.
Я уже и забыл про это.

- Забирай все, что сочтешь нужным и можешь унести. Я тоже. Сначала дойдем до Брокилона, может быть, там кто-то есть. Если нет, то будем искать других выживших. Нужно… - обрываю себя на полуслове, оглядывая скраб в тайнике. Взгляд цепляется за оборванную ткань синего цвета с куском серебряной лилии.
Брокилон. Темерия рядом. У меня ведь осталось одно незаконченное дело. И даже, в какой-то степени, цель. Уже лучше.
- Есть один dh’oine, чья голова мне нужна. Но если все будет так, как в твоем оптимистичном прогнозе, можно зачистить и другие специальные отряды Севера.
Ткань эту тоже забираю с собой, как напоминание. Не забывать об этом. Никогда.
Может быть, нам и не победить. Но жизнь этой поганой расе подпортить мы еще в состоянии.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1

19

Паршивое чувство, когда теряешь опору. Когда у тебя нет ничего и никого на свете, ты словно исчезаешь сам. Киаран так пропал на десятилетие и тем самым обрел нового себя. Он созревал внутри кокона из сожалений и величайшего горя личной утраты. Трещину дал отряд Румраха, а вся эта война продалбливала крепкую оболочку тупыми топорами настойчиво и шумно. Жизнь снаружи кипела, там было столько эмоций, судеб, надежд, что невозможно игнорировать. Когда наступила тишина, в нее вывалилось обновленное тело, гибкое и податливое – лепи что хочешь, но с поправкой на среду, в котором оно созревало.
Лучник был уверен, что Йорвет видит в нем это не без помощи откровенных разговоров у костра и удручающих послевоенных пейзажей. Кому как не командиру лучше всего разбираться в сердцах подчинённых? Как-никак именно им, он доверяет свою спину, соратников и мечту, что стала для них общей.
В отличие от остальных, Эасниллен получил возможность полностью завладеть вниманием культовой фигуры и даже в какой-то степени манипулировать. Признаться, если бы не ранение Йорвета, то тут бы их пути разошлись. Дело не в жалости или чувстве превосходства, а в ответственности и желании закончить начатое. Пускай Киаран давно оставил ремесло, но созидание являлось неотъемлемой частью его натуры и периодически проявлялось самым неожиданным образом.
— Боюсь, из меня паршивый друг. Но ты можешь попробовать. Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.
— Одно это показывает твою хорошую сторону, — говорит это в спину одноглазому уже без смеха и ужимок.
Эльфы наконец все решили, и будущее начало принимать очертания в виде нескольких ярких образов, грез утомленного потерями разума. Он видел, как они строят дружбу, отряд, будущее для юных эльфов, что не будут знать, какого ловить последний и такой бесценный вздох безымянного сородича или еще хуже – своего близкого. Создадут сомнительные и прочные союзы, лагеря, хитрые ловушки. Изуродованное лицо бывшего офицера Врихедд станет символом несгибаемой эльфской воли и серьезных намерений. Все узнают, что угроза не исчезла с уходом «черных». Что её не вышло показательно вздернуть или сбросить в ущелье. Эта борьба продолжится, пока их идеи живы. Пока изгои не перестанут использовать вместо инструментов дубины, чтобы отстаивать свое право на существование и мирную деятельность.
— Сначала одолей меня на мечах. Не люблю ошибаться в прогнозах.
Возможно, Эасниллен был чересчур самоуверен, решив, что сородич нуждается в нем, сам того не подозревая. Он нацелен привязать к себе эту потерянную, одинокую душу и стать ей опорой, которой у него в свое время не было. А главное, разделить с ней тяжелую ношу утраты, получив при этом все возможные выгоды. Лучнику действительно захотелось стать сильнее, почувствовать себя важной фигурой в этой истории и наконец-то суметь сделать хоть что-то. Все тело отзывалось жаром на эти фантазии, оседая покалыванием в подушечках пальцев. Для этого я здесь. Десяток лет прошло, как остроухий чувствовал себя настолько на своем месте.

Было как-то неправильно рыться в вещах почивших эльфов. Особенно при Йорвете, который наверняка знал больше о каждой части схороненного туалета. Кому что принадлежало, какие воспоминания и истории за ними стоят. Однако внутреннее ощущение Киарана подсказывало, что за дальнейшим затягиванием мародёрства последуют ехидные замечания одноглазого. А ведь он еще не оправился от нелестной оценки его навыков фехтования.
— Брокилон, да? – промычал эльф, несколько нервно перебирая вещи. – Будет интересно узнать, сколько правды из того, что говорил мне отец.
Помимо минимума необходимых для путешествия вещей, Киаран берет вышитую цветочным узором рубаху, из приятного на ощупь материала. Похожий мотив вышивала себе на пояс жена, правда почти не носила и все берегла на какой-то «особый случай». Гончар тогда не предавал этому значения, но сейчас очень сожалел, что не поинтересовался о смысле символики.
Однажды Эасниллен был сурово наказан за недостаточную смелость, и он поклялся, что больше не совершит подобной ошибки. У него просто не останется сил, пройти через это снова.

+1

20

Хорошую сторону, да? Может ли что-то остаться хорошего в тех, у кого рука не дрогнет убить?
У кого никогда не проснутся угрызения совести при взгляде на труп, упавший к ногам? Кто даже не постесняется его пнуть в канаву, чтобы под ногами не мешался?
Что во мне хорошего, объективно? Давно я поставил на себе крест в этом плане. Все уже давно понятно.
Я сделал свой выбор почти полтора века назад, когда сорвался за Исенгримом и его hanse. Когда убил первого dh’oine, чтобы он не убил моего без пяти минут командира.
Даже те последние слова своему палачу - тоже мой выбор. Получается, я сам виноват в том, что лишился глаза? Иронично.

Да, это будет тяжело. Привыкать к тому, что это меня наполовину ослабило. Но если бы я вернулся назад во времени, я бы сделал все то же самое. Я не жалею о своем выборе. Ни об одном из них.
Я был готов принять свою смерть, да только этот парень с отчаянными, горящими жаждой деятельности глазами, мне не позволил.
Есть же в нем что-то. Нечто притягательное, что заставляет заткнуться и слушать его. Пошел бы я за ним? О, это вряд ли. Киарану не хватает командирской жилки, в данный момент точно. Он может приобрести ее в процессе и пойти своим путем. Со своими целями, со своей правдой. И сделать так, как считает нужным. И ни один Aen Seidhe его не осудит, если он останется верен себе.
Но он свой выбор тоже сделал. Он выбрал идти за мной, прикрывать мою спину, поддерживать меня.
Похвально, да только моего согласия спросить забыл. Судя по его словам и поведению, ему оно и не требовалось.
Может быть, ты видишь меня лучше, чем вижу я сам себя, Киаран?
Я давно никому не доверял. Последний оплот доверия казнен, уведен с барки вместе с еще двумя скоя’таэлями, не доехав до Дракенборга.
Я смотрел в его спину, думал о том, что Исенгрим умрет также, как и жил - гордо, уверенно, не изменяя себе и своим принципам. Только я этого уже не увижу.
Может быть, оно и к лучшему. Иногда, в самых неприятных снах, я все еще вижу тело Йаррана - израненное, мертвое, и вовсе не такое самоуверенное, каким младший Фаоильтиарна был при жизни.
Я бы предпочел стереть себе память о том поганом дне, да вот только такие вещи положено помнить.

Киаран видит во мне командира.
И не просто командира. Своего командира. За которого он готов отдать жизнь. И никогда не предаст.
Знаешь, ты ведь меня уговорил, Киаран. Ну, почти.
- Не переоценивай меня сейчас. А если выиграю, не смей недооценивать. Сегодня ты меня уже победил.
Губы сами по себе растягиваются в улыбке. Правую часть лица тут же сводит болью от раны, и я поспешно отворачиваюсь, чтобы Киаран не увидел, в какую гримасу она превратилась.
Стоит все еще привыкнуть к жизни без глаза. Пока что слишком неуютно чувствую, чтобы относиться к этому нормально. Сначала придется долго лечиться. Потом - восстанавливать навыки. Сколько раз порвется тетива, а меч выпадет из ослабших рук? Сколько раз захочется ругаться, бросить все это к чертям и сдаться?
Хотя сдаваться я не привык. Но в такой ситуации не был ни разу.
Неважно. Сейчас - неважно.
Кажется, это первая настоящая улыбка с тех пор, как нам огласили приговор. Смотрите-ка, он уже заставил меня улыбаться, толком не приложив усилий! И что же тогда будет дальше?

Я не вижу себя командиром. Мне никогда не стать таким, каким был Железный Волк. Вести за собой отряд? Легко. У меня есть все нужные навыки. Столько лет прикрывать спину Исенгриму - что-то, да останется.
Но все остальное…
Я не уберег свой первый, но успел усвоить - это не моя вина. Один предатель и слишком ушлый dh’oine, вот и результат.
Мысль о Верноне Роше почему-то правда придает сил и решимости. Я мог сдохнуть в этом ущелье, я мог остаться овощем безглазым посреди этого леса. А этот козел все ходил бы по своей драгоценной темерской земле, истребляя остатки моего народу.
Вместе с остальными самовлюбленными командирами Севера, что теперь петушатся небось, выиграв эту войну.
Но я ему не позволю. Даже если моя жизнь превратилась в полное дерьмо, страдать в одиночку я не стану - испорчу ее Роше по полной программе.
Он стал моей головной болью, а я стану его ходячим кошмаром. Больше никакой пощады. Никому.

В вещах удалось найти чистую и даже плотную одежду, несколько ремней и хорошее оружие.
Мертвым товарищем оно уже не понадобится, а сами бы они были рады, что это все не достанется dh’oine, а пригодится выжившим.
Сколько таких Aen Seidhe прячутся в лесах? Голодные, отчаянные, желающие не умереть с голоду? Сколько смогло спастись и спрятаться в лесах Брокилона, под зорким взглядом госпожи Эитнэ? Она ничего не скажет. Ее не волнует, что происходит за пределам ее владений и кто чем занят. Она тоже не любит dh’oine, не пуская их на свою территорию.
Но не помню ни одного случая, чтобы она отказала в помощи эльфу.
Я терпеть не могу просить помощи. Мне же придется, потому что без помощи целительниц рана будет заживать гораздо дольше. Будет гноиться, при отсутствии нормального ухода.
У нас не так много времени. Теперь я отвечаю не только за себя. Но и за тех, кто захочет ко мне присоединиться.
За Киарана, что доверил мне себя, и не заслуживает испытать разочарование. Значит, мне теперь придется оправдать его надежды. Уж как минимум за спасение своей жизни, и плевать, что я его об этом не просил.
Будь бы хоть трижды к этому готов, но живым быть все-таки лучше. В такой ситуации еще можешь что-то изменить.
- Идем, - собрав вещи, взваливая тюк на спину, направляюсь к выходу первым. Прохожу мимо Киарана, легонько хлопая его по плечу. - Путь неблизкий, время лучше не терять.
Обычно избегаю близких тактильных контактов, но этот жест дался мне легко.
Я начал доверять этому парню, и сам не заметил подобного. Впереди нас определенно что-то ждет, но пока сложно сказать, что именно.

[icon]https://i.imgur.com/Wj6OS1S.png[/icon]

+1


Вы здесь » The Witcher: Pyres of Novigrad » Библиотека в Оксенфурте » [1268, апрель] Горе, тем, кто не мог быть смел


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно